Альфонсас Беляускас - Тогда, в дождь

И держать себя в руках, во что бы то ни стало, не свалиться, не упасть в обморок здесь, в этой огромной и как бы вертящейся вокруг него комнате; не показать им — и редактору, само собой, — насколько это для тебя страшно — такая статья… когда приходится изо всех сил…

Изо всех сил — надо — изо всех — — Ауримас аккуратно сложил газету, которую только что — с минуту назад читал; сложил и убрал в карман; держать себя в руках, черт побери, тебе надо держать себя в руках; не оступиться; и не покраснеть; и не побледнеть, конечно; не задрожать; и не кусать губы — все это не поможет; и поменьше говорить, — нечего тут объясняться — ведь твой голос — движения — твои зубы, как назло… Всегда надо владеть собой и читать газеты, Ауримас, следить за прессой — он весьма учтиво поклонился редактору, а затем и остальным — самым вежливым образом, — парад как будто окончен, господа офицеры, а если кому-то хочется больше — — И даже улыбнулся, подумаешь, велика важность, — сквозь клацающие зубы; редактор, подведя под оправу указательный палец, приподнял свои массивные очки.

— Воды… может, вы хотите воды… — услышал Ауримас чей-то голос — вспомнился прокурор. — Ребята, этому коллеге… будьте так любезны… этому нашему юному коллеге…

Воды?

Вы думаете — —

Какой воды — почему воды — — вы как будто сказали — — да, коллеги, спасибо, коллеги — воды — я желаю воды — — воды — —

Пошатываясь, выбрался он из радиостудии и, спотыкаясь, побрел по кирпичной крошке; шел дождь; темнело — стремительно, как в кино: без проблесков и вспышек света, сплошная мутная мгла; мрак спешил пасть наземь вместе с холодными, назойливыми каплями воды, которые поначалу изредка, затем все чаще и чаще ударяли по всклокоченным, разметавшимся в беспорядке волосам; он один, быть может, еще питал жалость к этому существу — хилому мальчишке с Крантялиса, вздумавшему потягаться со Стариком; скрывал его обиду и слезы; Ауримас, а-у!

А-у!

Он нехотя поднял глаза — как лошадь по дороге на бойню; и повернулся в сторону, откуда слышался голос; его как будто окликнули? Соната? Откуда она? Ах, да, конечно, это дом Сонаты, она ждет — балконная дверь приоткрыта; за этой дверью, на элегантно сервированном столе… бутылка вина, как же иначе, и не какого-нибудь, а «из фондов», и букетик астр — целомудренные утехи осени; и тарелка с орехами — непременно; Ауримас, а-у!

Читала, подумал Ауримас — причем вполне спокойно, словно это ничуть не трогало его, — сегодня Соната наверняка читала газету — как и все остальные, небось и астры убрала со стола — целомудренные утехи осени, смех; и вино, и орехи; и пиво для папаши Лейшиса; парад, господа офицеры… Он съежился, спрятался в воротник, словно оттуда, с балкона, на него плеснули горячей водой, насупился и юркнул за угол — не обернувшись, не замедлив шаг, точно вор-карманник; он и впрямь был вором — он похитил у Лейшисов безмятежный осенний вечер; он похитил надежду; знавал я одного, Чижаускас фамилия…

Лауреат! Писатель! Человек искусства! Богема! — Мокрица, крот, жук навозный… И если ты, Соната, еще надеешься… они правы! Все эти принять отложить отклонить; отклонить; правы! Он мразь, ничтожная капля от большой волны, пылинка; захотелось, скажите на милость, юродивому да из пушки пальнуть… Соната…

Кольнуло — пребольно остро — в боку слева сдавило; Ауримас прижал руки к груди; зашуршала задетая бумага — ах, конечно, газета, все та же; он набрал полную грудь воздуха, вырвал газету из кармана и швырнул ее прочь — ну ее, статью эту; так и бросил на мокрый, щербатый тротуар листок, испещренный козявками-буквами; теперь они уставились на него сквозь витрину киоска, откуда шло: ПОД ПОКРОВОМ «ИСКУССТВА» — КЛЕВЕТА; некуда деваться. И люди — все без исключения — словно норовили остановить и поинтересоваться, куда да зачем ты идешь, или хотя бы взглянуть в глаза: а-а, тот самый… Совершенно верно, он самый, люди добрые, обманщик и злодей, который всех вас…

— А, добрый вечер, — услышал Ауримас и на миг словно очнулся; а ему чего — долговязому юнцу в деревенского кроя жакете? Умора; а знаете, вы проводили у нас политинформации; к черту!

К черту, всех к черту, он затряс головой, отбежал в сторонку, не надо мне никаких знакомых! И ничего-ничегошеньки мне не надо, учти, ничего на свете, потому что раз такие дела… парад, господа офицеры…

БАР — прочитал он, шмыгнув в первый попавшийся проулок, едва не налетев на вывеску: БАР НЕКТАР; ах, все равно; Ауримас заглянул внутрь. Скрыться. Исчезнуть. Сгинуть напрочь. Где угодно. Как угодно. Как попало. Только бы не видеть киосков, черных, ползучих букв-козявок, не слышать слов, не встречать взглядов; остаться одному! Одному, вы слышите; побыть наедине со своими горестями, милый друг, все мы совершенно одиноки; одиноки? Верю, мадам, одиноки; ах, если бы вы только знали, до чего мы иной раз бываем одиноки…