Алексей Радов: Smoking kills

Вдруг поняла, он никогда не придет. Они не зайдут в Мак, не выпьют молочный коктейль. Вреж был компанейский, ничего не ценил. Зря время потеряла. Траур не по году. Выпила водки, лапшанг сушонга, посмотрела голодным зверем в пол. Третий спалился по глазам, эта его держала. Они выпили по-мужски нюхая рукава. Неужели его бросила на улице с ранением ради несметных богатств. Никто не знает за что ей пришлось видеть столько горя за молодые годы. Когда есть на что погулять, не надо сильно напиваться. В середине дня захотелось клюквы с сахаром. Морозилка встретила шубой блестящей иглами серебристого инея, поднялось настроение.

Бриллианты лучше сбыть в Америке латиноамериканцам. Возможно познакомится с красивым мальчиком, съездит в Денвер. Никогда не была. Так и пройдет жизнь между морозилкой и ковриком, но разве это кому-то мешает. Ее любят родители, боготворят друзья. Дискотеку закрыли, приходиться ездить в центр. В уютной пробке на Тверской признаться в любви к Михайлову, стряхивая между ног пепел. От неправильно выкуренной сигареты остается спертый воздух, он отражает лицо. Нарядные пешеходы выбирают телефоны при крайне почтительном отношении персонала. Она разделась до трусов, вышла на балкон. Хватит на три года. Затем работать, доказывать что нужна.

Они с Черским были на севере. Он ушел в горы, ночевал в балоке. Вернулся другим, обвинил в измене. Просто вспомнила. Отдыхала на побережье с ящиком божоле. Он был к ней безразличен, держал в рамках. Приличный доход, а робеет, хотя такого не бывает, что-то скрывает. Ему дали премию за полгода, взорвали филиал. Словно он в горах встретил принца с побережья. Они вскипятили котелок, разобрались по душам. Он видел его воочию, обнимал по-банному за плечи. Тот завертелся, поведал что произошло. В прихожей было зеркало, он поцеловал ее на ее глазах. Вспомнила Врежа, похожая ситуация. Там отразились, здесь. Он также потянулся к застежкам, прямо тут. На Черском то же обвинительное лицо, что совратило. Они договариваются за ее спиной. Присылают пароли, подбирают браслеты.

Когда милый успокоился, она быстро разделась. Погасила весь свет, позвала с собой. Он ринулся с яростным воплем, отогнул одеяло начал восторженно объяснять достоинства мембраны. Она без желания внимала лекции с техническими терминами. Принц разбирался в женском белье, логотипы, бренды, ниточки. Одной из пассий приобрел сердечко, она померила при нем одни на другие, спросила, почему жмут. Односторонняя резинка. Сослуживец, состоявшийся бизнесмен дважды подарил стринги-колечко. С ними работал англичанин, развели подарить прозрачные. Он написал из Вест-Хэма, его девушке подошли.

Черскому нравилось с ней вот так лежать, ни о чем не думать.

— Ты снова оделась.

— Мне холодно с тобой.

— Дай мне обе руки.

— Ты не можешь просто.

— Хочу поцеловать тебя сильнее жизни.

Она раскрыла ладони. Он ткнулся щенком из детства, взял запах скошенного луга. Тем из раздражал. Не хочет признаться где пропадал. Люди слова всегда злее человеческих врагов. Прописывал ей мысли, точно психиатр эмоцию на извините. Он согрелся, обнаглел. Вошел в нее, словно завоеватель в замок. Подобно древлянке под печенегом она планировала месть. Где покорность и первородный стыд. Он не настоящий мужчина, солдат фортуны. Приходится извиваться в неприкрытом сладострастии.

— Ты крайне хорош.

— Я люблю твой мир.

Она увидела сражение, себя с двуручным мечом. Еще до нашей эры, без шлемов. Нормальная средневековая рубка, с правыми и виноватыми, и правда на стороне решимости. Он вел неприятеля за собой.

Когда они с Врежем занимались сексом, он представлял ее салатом, а себя Оливье. Черский знал про них, но не хотел в тюрьму. Она любила деньги, любила красиво, предпочитала любознательность настойчивой верности идеалам, а признательность новым знакомствам. Эти двое заслужили доверие, обретя в ней готовность выслуживаться и умение слушать. Она расцарапала Черскому спину без особого желания. Признание в нежности.

В начале они не шли врозь. Было темно. Пока Черский дремал. Было не видно конца и края, от горизонта до горизонта неясных контуров света. Его звали по имени, просили принести что под небом восходит. Шла обычная игра на переодевание. Одежда сковала, беся складками. Черский думал над третьей. Если она снимет юбку, ты обнажит трусы много. Против две дамы, у третьего десятки. Он сильно мешал, блефуя телом. На ногах сандалии, сморщенная рубашка. Как его пускают в клуб. Тоже десятка. Подставил лоб.