Маргарита Зверева - Одуванчики в инее

Я слушал и слушал и в какое-то мгновение стал слышать. Слышать слова Сигимонды. С удивлением я положил руку на теплеющую грудь. Там неудержимо растекалась ледяная глыба, выпуская на волю мои мечты и надежды, только совсем недавно утерянные навеки, как я думал. Мне казалось… я очень надеялся на то, что понимаю то, о чем говорит Сигимонда. Я знал, что понять ее было жизненно важно.

– Что, если я окажусь в стеклянном шаре и сам того не замечу? – прошептал я, вновь обретя голос. – Кто мне подскажет, что я заблудился?

Сигимонда облегченно улыбнулась.

– Например, ты заметишь это, когда услышишь какие-нибудь страшные новости и первым делом подумаешь, как хорошо, что случилось это не с тобой. Когда будешь думать, что чужая беда тебя не касается. Что твое благополучие важнее всего. Когда деньги покажутся более важными, чем правда. Когда поверишь в то, что той самой правды на свете нет. Что нет зла и добра. Что нет вечных устоев и чудес. Тогда, Воробей, тогда надо бить тревогу. Тогда надо размахивать вокруг себя всем, что попадется под руку, чтобы разбить свою клетку на мелкие кусочки. А потом продираться сквозь осколки наружу, к воздуху и свету. Невзирая на свои раны и мнимые потери.

Внезапно Сигимонда усмехнулась.

– А еще ты заметишь, что окончательно превратился во взрослого, когда скажешь, что не любишь детей. Ужасно! – воскликнула она. – От людей, которые не любят детей, надо держаться дальше, чем от саблезубых тигров! От них можно заразиться всякими тяжелыми болезнями.

Тут и я не смог сдержать смеха, прорвавшегося через мое измученное невыносимыми переживаниями тело. Некоторое время мы сидели каждый в своих раздумьях и потихоньку отхлебывали из кружек пряный чай.

– У Ляльки Кукаразовой тоже есть стеклянный шар… – начал я, не успев толком сформулировать свою мысль, и Сигимонда обрадованно закивала.

– Да-да! Лялька… Ляля моя дорогая… Это как раз тот шар, который мог быть вокруг нее. И вокруг ее друзей. Но они умеют быть вместе. Видеть друг друга. Как вы. На своем чердаке. – Она подмигнула мне. – Они собираются, потому что любят друг друга. Хотя они такие разные. Хотя они далеко не идеальны. Каждый по отдельности. Осуждение и сплетни – это яд. Яд! – Сигимонда рьяно покачала головой. – Умение любить и дружить – вот то, что спасет тебя от стеклянного шара. Не отделять себя от своего друга. Запомни тот шар, Воробей. Вы не зря так к нему рвались. Запомни, что он должен быть у тебя перед глазами, а не вокруг тебя. И у тебя будут все шансы вернуться в детство.

– Или вовсе не терять его? – с надеждой спросил я.

– Или вовсе не терять его, – подтвердила Сигимонда. – Но к тому, что будут трудности и промахи, ты должен быть готов, дорогой мой мальчик. Без них, к сожалению, вряд ли обойдется.

Я медленно кивнул. Бережно, чтобы не расплескать внутри себя сосуд, в который влились драгоценные слова Сигимонды, я повернул голову к окну. На улице темнело. Но уже не так настойчиво и резко, как вчера. Мороз и ночь отступали.

Пока я смотрел на переливающееся небо, Сигимонда встала и вышла. А когда она вернулась, в руках у нее была книга. Она положила ее передо мной на стол. Большую и тяжелую.

– «Хроники Нарнии», – улыбнулся я ей, как старому дорогому другу.

– Прекрасная, не правда ли? – подхватила Сигимонда. – Столько приключений! Все для и про детей! Как интересно, должно быть, жилось тому человеку, который это написал, тебе не кажется?

Как ни странно, но об этом я никогда раньше не думал. Я любил книги, но совсем не задумывался о тех, кто их писал. Я озадаченно взглянул на Сигимонду. Она определенно была права. Если то, что писали эти люди, было способно унести меня в иные миры, из которых не хотелось возвращаться, то что же должно было твориться в их головах?

Сигимонда открыла первую страницу, и я увидел портрет лысеющего мужчины с продолговатым лицом и глазами, полными искр и мальчишества.

– Он взрослый, – констатировала она. – Все сказки написаны взрослыми.

Она обошла стол и снова опустилась на свое место. Я не мог оторвать взгляда от раскрытой книги. Лампа бросала разноцветные танцующие блики на стены и стол. Откуда-то доносились звуки скрипки, тоскующей по небесам.

– Веришь ли ты в сказки, Воробей? – послышалось мне словно издалека.

Я отрешенно кивнул.

– Верю.

– В сказки. Веришь ли ты в сказки, Воробей? – повторился вопрос уже громче.

Вокруг меня поднимался теплый ветер.

– Верю. Верю, – отозвался я вновь.