Лорен Вайсбергер - Игра на вылет

– Иногда я ловлю его взгляд… Он смотрит на меня с таким выражением, словно не понимает, кто перед ним. Это просто ужасно, – прошептала Чарли.

Стены в бирчвудском коттедже, куда переехал отец, были тонкие, как бумага, а отец занимал соседнюю комнату. Он предложил, что сам пока перейдет в гостиную, а ей предоставит свою спальню. Чарли не хотела причинять ему неудобств, и спор о том, кому спать в гостиной, быстро накалился. Этот спор вынес на поверхность множество разных вопросов, ни один из которых они не были готовы решать: о его новом жилье и финансовом положении, о ее поведении в последнее время, о работе Тодда, об обоюдном отчуждении, которое она и отец давно чувствовали.

Когда после унизительного проигрыша она купила билет из Парижа в Лос-Анджелес, Чарли не думала ни о чем, кроме возвращения домой. Зачем обзаводиться собственным домом, если проводишь в поездках сорок восемь недель из каждых пятидесяти двух? Она допускала, что, наверное, приятно иметь свою квартиру – но зачем платить аренду, оплачивать коммунальные услуги и обставлять мебелью место, где бываешь пару недель в году? Тем более, когда она накопила так много авиамиль, что могла практически бесплатно летать в любое место и останавливаться в любой гостинице? А для тех случаев, когда ей нужен день-два, чтобы отдохнуть и расслабиться, у нее был отцовский дом. До сих пор. Если бы Чарли помнила, что отец переехал в удручающий гостевой домик, который пришел в такой упадок, что уже не годился для размещения гостей спортивного клуба, она, вероятно, поселилась бы в гостинице. Или не поехала бы домой вообще. И от этих мыслей она чувствовала себя еще хуже.

– Помиритесь. Тебя же не арестовали за проституцию? Вот от этого было бы трудно оправиться. Большой проблемой мог бы стать героин. И ты, насколько я знаю, никого не убила. Думаю, мир как-нибудь переживет, что ты покурила косячок.

– Я не курила косячок!

– Да какая разница? Курила, нюхала или вдохнула пар из электронной сигареты… Чарли, расслабься. Кому какое дело?

– Кому какое дело?! Ты, случайно, не заметила, что видео, где я объявляю, как облажалась, набрало сотни тысяч просмотров?

– Согласна, неприятно. Но те, кто тебя любит, знают, что произошло.

Чарли приглушила канал ESPN, по которому несколько дней, что здесь жила, она смотрела мучительные репортажи с чемпионата Франции. Когда чемпионат закончится – и Наталья, разумеется, выиграет, – до Уимблдона останется всего три недели. Марко на экране методично уничтожал молодого американца в третьем сете.

– Я профукала свой шанс в Большом шлеме из-за дурацкой вечеринки в гостиничном номере с кучей людей, которых я даже не знаю. Что это говорит о моей преданности спорту?

Снова послышался скрежет ложки о миску.

– Не мне рассуждать о преданности спорту. Я бросила теннис при первой же возможности. Ты, конечно, другая. Это твоя жизнь. К лучшему или худшему – а иногда и то, и другое, – но это твоя работа. И ты делаешь ее по-настоящему хорошо. Можешь ты позволить себе немного пожить нормальной жизнью? Чуть-чуть повеселиться? Разве случится катастрофа, если ты не станешь номер один? Если не выиграешь Шлем? Что в этом такого ужасного?

Чарли смотрела на фотографии в рамках, которые отец держал на прикроватном столике. Снимки были сделаны за пару лет до того, как матери поставили диагноз. Они тогда решили отправиться в поход на ночь. Семья Сильверов несколько часов ехала до Редлендса и поставили палатку на красивой поляне у реки. Джейк терпеливо учил Чарли разжигать костер – сначала хворост, затем поленья, – а их родители пытались починить капризную походную плитку. Она ясно помнила, как на валуне установили фотоаппарат и отбежали позировать для семейного снимка. Плитку так и не сумели починить, но хот-доги на открытом огне получились великолепные. Маленькая Чарли жутко перепугалась, когда завыли гиены: стремглав выбежала из палатки, которую делила с Джейком, и ворвалась в палатку родителей, где проспала всю ночь между ними.

– Родители многим пожертвовали, чтобы я этого достигла, – прошептала она.

– Знаю, дорогая. Но ведь и ты тоже. Насколько мне известно, о теннисной карьере не мечтали ни твой отец, ни твоя мать. Только ты. Так что, наверное, тебе нужно решить, до сих пор ли ты этого хочешь. Ничего нет страшного в том, чтобы изменить курс. Извини, если я рассуждаю, как какой-нибудь диванный психоаналитик, но на все в жизни есть только один шанс. Хочешь стать лучшей в мире теннисисткой – борись за это! А мы тебя поддержим. Но если ты готова послать все к черту, то, может, это тоже неплохо. Тебе решать, Чарли.