Ольга Славникова - Прыжок в длину

Теперь у Ведерникова, заботливо стиснутого, не было ни малейшей возможности достать и направить оружие. Ситуация была настолько нелепой, что он, справившись кое-как с отвратительно подвижным желудком, хрипло расхохотался. «Когда человек падает на льду, это не смешно, – назидательно заметил негодяйчик, покосившись на Ведерникова. – Я потому не люблю комедии, что там такое считается смешным. Я смотрю кино про жизнь, про любовь. Вы, дядя Олег, если будет тошнить, сразу говорите». Вокруг как-то прибавилось народу, лысый мужчина в волосатом пальтище распахнул перед влекущимися, точно с поля боя, дверь подъезда. «Вот, тетя Лида, полюбуйтесь! – воскликнул негодяйчик, когда они достигли этажа и домработница поспешно открыла на тройной сверлящий Женечкин звонок. – Вот они, спортивные успехи! Разве можно человеку без ног так утомляться? Тут здоровый на этом гололеде навернется. Я пока тут помогу, раздену, а вы стелите постель!»

Второй случай произошел дней через десять. Сидя на сырой скамейке, Ведерников обдумывал идею подстеречь негодяйчика у него в подъезде, как это делают все киношные киллеры. Преимущество состояло в том, что Ведерникову был известен код: любвеобильная Лида продолжала убирать для ребенка квартиру, и циферки на всякий случай, чтобы не забыть по пьяному делу, были записаны у нее на особой, лежавшей в прихожей бумажке. Однако негодяйчик заявлялся и сваливал из дома безо всякой системы, часто, судя по угольной черноте обветшалых окон, ночевал в неизвестном месте. Засады на пупырчатой, в болотную зелень крашенной батарее, в соседстве пригретой жильцами одноглазой кошки и ее газетки с объедками, могли длиться сутками, что неизбежно сказалось бы на графике тренировок. Растирая подошвой, совсем как здоровый, чьи-то разбухшие, словно навозцем набитые окурки, Ведерников мечтал о сообщнике, таком неприметном, безымянном, исполнительном человечке, который мог бы за него и пошпионить, и подежурить. Тут он увидел, как знакомая «Волга», явно прошедшая тюнинг, но забиравшая, под управлением негодяйчика, боком на урну, проследовала на парковку.

Встав криво, почти впритирку к почтенному, сто лет не мытому «ниссану», негодяйчик аккуратно выпростался с водительского места и тотчас нырнул в багажник. Оттуда он восстал, весь увешанный коробками, оклеенными разных цветов подарочной бумагой, с преобладанием синего и золотища. Коробки громоздились выше Женечкиной головы, и с ними негодяйчик сделался похож на гроздь квадратных воздушных шаров. Теперь объект был совершенно беззащитен. На ощупь, со второй попытки захлопнув гавкнувший багажник, негодяйчик осторожно двинулся к своему подъезду. Он поворачивался то одним боком, то другим, дотягиваясь медленной ножищей до того пятачка, который видел сквозь неудобный, вихляющий груз. Вдумчивая походка негодяйчика всегда напоминала разучивание танца, а теперь это был конкретно вальс, в котором никак, ни с какого подхода не удавался завершающий резкий пируэт.

Вот он, счастливый случай! Нарочно пришаркивая, чтобы негодяйчик не узнал знакомых инвалидных шагов и не развернулся здороваться, Ведерников поспешил ему вдогонку. На пути его встал сырой кустарник. Тут все жители спокойно шли к подъездам по газону, по черным тропинкам среди рябого, с обледенелым кружевцем снежка, но Ведерников, помня про свое падение на скользком, не рискнул. В обход оказалось далековато. Ведерников, спеша к своей и Женечкиной погибели, все время оглядывался на маячившие сквозь кусты подарочные коробки с бантиками. Когда же он наконец завернул на дорожку, ведущую к подъезду, негодяйчик, собрав свою гроздь потуже, тянул указательный к тупеньким кнопкам кодового набора. «Ну, давай, оступись, задержись», – мысленно заклинал его запыхавшийся Ведерников. И сразу негодяйчик оступился, коробки косо переклинились, из брючного кармана выскочил пухлый, упругий бумажник, и, прикованный цепью, закачался между ног негодяйчика на манер путаного маятника. Но замок уже пищал, открываясь, железная дверь ослабила хватку и отошла, и негодяйчик, подтягивая бумажник повыше, увернулся со всеми коробками внутрь.

«Что ж, так, может, даже лучше», – с непонятным облегчением подумал Ведерников. У него никак не получалось отдышаться. Ледяные на ощупь кнопки набора прыгали в глазах и под пальцами, а когда тяжеленная дверь с надсадным стоном впустила его в подъезд, одноглазая грязная кошка, от которой глухо воняло мазутом, принялась с мучительной дрожью тереться, оплела протезы и трость. Далеко наверху саданулся и с лязгом раскрылся доехавший лифт, потом донеслось бренчание увесистой грозди ключей, гром дверного железа, клацанье, тишина.