Рэмси Кэмпбелл - Усмешка тьмы

– Колин?

– Сэр.

Марк не понял шутку и смешался, но лишь на мгновение.

– Вы поняли, о чем вы нам рассказали?

– Я бы назвал это бредятиной.

– Но почему это смешно?

Воцаряется тишина, словно все вокруг затаили дыхание. Биб смеется и говорит:

– О, Марк, ты мой золотой!

Я должен присоединиться к ним хотя бы для того, чтобы не так выделяться.

– Мне не смешно, – протестует Марк. – Не смейся надо мной.

Его выходка только усиливает всеобщее веселье, не в меньшей степени и мое. Он царапает запястье, словно веселье превратилось для него в физический раздражитель, и направляется к выходу из комнаты. Он еще не дошел до двери, когда Натали успевает подобрать слова, хоть и неуверенные:

– Ладно, Марк, не выступай. Давай насладимся вечеринкой.

– Она неправильная. Здесь нет шляп.

– Может, мы раздобудем их завтра.

Передо мной является видение, будто голову Натали венчает бумажная корона, украшенная камнями из папье-маше, а Марк носит повязку, напоминающую нимб. Я предпочел бы не знать, почему это видение приводит меня в замешательство, и я рад, что Марк меняет тему.

– Мы еще не играли.

– Думаю, эта вечеринка задумывалась для взрослых, – говорит Биб.

– Взрослые тоже могут играть. Мы собирались поиграть с мамой и папой Саймона, но так и не успели.

Кончики моих пальцев покалывают – ощупывая лицо и чувствуя, будто оно соскальзывает с черепа в темноте. Мой череп кажется мне таким же хрупким, как кости, которых я коснулся. Внезапно я начинаю сомневаться, что по дороге домой из Престона я видел именно сон, а не гораздо более раннее воспоминание, давно подавленное. Мне жаль, что Уоррен отвлекает меня, вынимая диск из проигрывателя и возвращая его мне, но его веселое лицо тут же рассеивает сожаление.

– Что ж, вернемся к вечеринке. Кому предложить выпить?

Я старательно пытаюсь затеряться в общем движении к двери, но тут Биб произносит: – На чем ты сидел, Саймон?

«На заднице». Я с трудом сдерживаюсь от грубости, когда оборачиваюсь, но на диване ничего не вижу.

– У тебя за спиной, – Марк хихикает.

Его слова звучат зловеще, пока я не понимаю их значение. Я кручусь быстрее, заставляя его смеяться надо мной, чтобы помочь забыть о неудачном вечере.

– Все еще позади тебя, – захлебываясь от хохота, произносит Марк.

– Ради всего святого, – возмущается Биб, видимо, не уловив шутку, и хватается за мой задний карман. – Ты настолько помешан на нем, что даже носишь это с собой?

Она держит в руке полоску с полудюжиной кадров. В какой-то момент мне померещилось, что она подбросила мне это, словно наркотик, но затем я вспомнил, что подобрал пленку в фургоне Чарли Трейси. Должно быть, я все это время таскал ее с собой, и сейчас замечаю, что она состоит из кадров с Табби. Я едва различаю его лицо, пока Биб держит пленку на свету. Она замирает, и ее рот удивленно округляется. Потрясенная тишина заполняет комнату.

Нарушает ее только один звук – скрип футляра от «Табби говорит правду», после чего я ослабляю хватку. Все возвращаются в комнату, чтобы взглянуть на полоску пленки, которую Биб держит двумя пальцами, но у меня закрадывается подозрение, что они тайком знали об этом.

– Что с ним не так? – сгорает от нетерпения Марк.

– Много чего, – чеканит Биб. – Убери эту пленку немедленно, Саймон, если не хочешь, чтобы я ее сожгла.

Разве можно разбрасываться подобными угрозами при ребенке? Она держит пленку на расстоянии вытянутой руки, словно хочет избавиться от нее, и ее пальцы закрывают кадр в середине полосы. Когда я беру в руки пленку, то вижу, что Табби облачен в мантию и академическую шляпу. Я во-зил кадры из первой сцены «Табби говорит правду» с собой по всему миру, даже не подозревая об этом. Он указывает на непонятную формулу на доске своей палочкой, больше напоминающей жезл, а пальцы свободной руки сложены в некий оккультный жест, настолько сложный, что пальцы выглядят деформированными. Следующий кадр показывает его уже с другим жестом, но как он может двигать пальцами так быстро? Я собираюсь рассмотреть третий кадр, когда Биб ослабляет хватку на четвертом, и я вижу, что оскорбил ее вовсе не тайный жест. Я нахожу в себе силы сохранить равнодушное выражение лица и задержать дыхание.

В кадре видны две девушки на кровати, припавшие к обнаженному мужчине. Одна придерживает рукой его член, другая – берет его в рот. Единственная обнадеживающая деталь – это то, что лицо мужчины находится за кадром, хотя слово «обнадеживающая» едва ли применимо здесь. Я узнаю его тело, постель и девушек. Это Джулия и Мона, и мы в доме Вильгельмины Харт.