Роман Солнцев - Золотое дно

— Скорее, оттуда, — Бойцов кивнул в верховья Зинтата.

Да, наверное, эпицентр в Китае, подумал я. Наверное, так решили и другие. Но очень уж сильно передернулась земля. Сколько же баллов там, вдали?

— Нет-нет, ничего страшного, — повторил Альберт Алексеевич. — На бетонных плотинах Койны, это в Индии, Алексей Петрович?..

Бойцов кивнул.

— Да в Иране, в Серифуде, при десяти баллах появилось всего лишь несколько трещин… системы устояли.

Все молча слушали.

Туровский сосал-сосал свою трубку, подпаливал табак, но огонь все равно гас. Валерий Ильич сжал ее в кулаке — и трубка хрустнула. И полетела в траву, под дождь.

— Правда, есть одна проблема. Если бы мы полностью возвели плотину, а уж потом наполнили водохранилище до нормального подпертого уровня… А мы же рывками: поднимем — добавим воды… Не получилась ли горка масляных блинов?

Альберт Алексеевич нахмурился, покачал головой.

— Так практически во всем мире строят. Идеальных условий не бывает… Эх, жаль, не смогли мальчики спуститься, где вертолет упал… а сейчас опасно… покатитесь, как шарики…

Никонов, стоявший в проеме двери, молчаливый, как монумент, ткнул кулаком в спину Маланину, прохрипел:

— Включи! Может, работает?

Владимир Александрович, не понимая, смотрел на него.

— Трубка, трубка! Телефон, бл…дь, фурычит, нет?! — прорычал Сергей Васильевич.

— Вы почему на меня кричите?! — вдруг воскликнул Маланин. — Вы невоспитанный, ужасный человек! Бандит, бандит! — И обняв трубку, как ребенка, смаргивая воду с век, решительно пробормотал. — А вот не дам! — И кивнул охраннику. — Майор, держи его на мушке.

Никонов переменился в лице.

— Ты не балуйся!.. — И яростно обернулся к охраннику. — Позвонить-то домой надо?! Как они там?.. — И уже просительным тоном. — Ребята… тысячу долларов заплачу… ну дай же ты, комсорг!

Губернатор какое-то время смотрел на него, потом нажал на кнопку и протянул трубку.

— Слышишь? Шум, треск.

Хрустов, прикрывая и открывая глаза, пробормотал:

— Шум и натиск. Или как, Лёша? Гейне с друзьями группу организовали…

— Не помню, — раздраженно ответил Бойцов. — Не о том говорим. Плохо дело, друзья мои. Все мы попадаем под уголовное дело. Приехали отдохнуть, называется. Бл…дей вызвали.

— Каких бл…дей?! — побледнев, затопал ногами губернатор. — Это… это наши комсомолки, чтобы дух поднять! Они бы спели!

— Теперь мы споем.

Хрустов закрыл уши ладонями, простонал:

— Как же мы изменились! Господи боже мой!.. Что с нами стало?! А ведь были хорошие, честные ребята…

— Хорошие?.. — повернулся к нему и словно дерево проскрипел Валерий Ильич. — А не ты на полях своей летописи написал: всё ложь!.. И нынче всё повторял…

— Ложь была… — тихо согласился Лев Николаевич. — Но была она как… пароль. А жили по правде. А сейчас правда пароль… зато всё наоборот… И самое ужасное — так поколение за поколением… Что за страна?! И ведь не бежим все сто пятьдесят миллионов отсюда, как от чумной… и не потому не бежим, что нету ног… а потому что любим, любим… За что? И когда она убивает, кричим: «За что?!» И себя спрашиваем: «За что?!» Только потому, что здесь родились?

Бойцов вздохнул:

— Я бы утешил тебя… что во всем мире, а может и во вселенной, всё движется по ленте Мебиуса… мы еще вернемся когда-нибудь сюда в виде мирных и честных коров или голубоглазых бабочек… но в это надо верить… — Алексей Петрович хмыкнул. — Но даже если сам веришь, земного судью не убедишь, что ты бабочка.

Ищук ругнулся сквозь зубы, пригнул голову и бегом, боясь нового толчка, вынес из столовой бутылку водки и два стакана.

— Кто со мной?!

Маланин, продолжая смотреть на Никонова, протянул руку.

— Правильно, Владимир Александрович. Там разберемся.

Сергей Васильевич хотел что-то сказать, но только злую слюну прожевал.

— Нас может спасти, — продолжал Алексей Петрович, — если только где-то рядом произойдет еще бо’льшая беда. Но я бы этого не желал.

— Да ничего там не должно случиться, — негромко повторил Васильев. — Ну, дождь… наверное, уж точно льется через край… Валерий, что скажешь?

Туровский только судорожно вздохнул, поджав ноздри, и замер.

— Может, зайдемте в дом? — кивнул, дрожа, массивный Маланин. — Не бетонный же… если и треснет, не завалит…

— А загорится? — Тарас Федорович кивнул на небо, и в эту именно секунду оно разорвалось пополам прямо над головой, полыхнув пламенем, и жутким, и знобящим, как само небытие…