Оксана Бутузова - Рассказы

– Я найду здесь хорошую работу. Город большой, и я много что умею. А вы пока отдохнете, – беседовал Франтишек со своими сапогами. – Скоплю денег, и снова в путь… Продолжим путешествовать вместе.

Так, в разговорах и мечтах Франтишек дошагал до главных городских ворот, где его сразу задержали стражники.

– Кто таков? – скрестили они могучие алебарды.

Вид стражники имели угрожающий – железные кольчуги, остроконечные шлемы, которыми и проткнуть можно, железные перчатки, латы. Но почему-то босые.

– Я человек, – смутился Франтишек. – Хочу устроиться на работу в вашем городе. Я умею…

– Снимай сапоги! – грубо прервали его.

– Зачем?

– Не разговаривай, снимай! Или ступай прочь. В нашем городе запрещено носить обувь.

– Как, совсем?

Франтишек был озадачен. Сапоги снимать не хотелось, но и пройти мимо было уже невозможно. Когда он еще дойдет до следующего поселения. Он осторожно стянул свои замечательные сапоги, и стражники тут же их отобрали.

– А куда?..

– Теперь ступай смело! – дружелюбно рявкнули они и подтолкнули вперед.

Идти босиком в темноте по булыжной мостовой было тяжко. Ноги быстро устали от напряжения. Каждый шаг был сопряжен с угрозой напороться на что-то, пораниться, испачкаться, провалиться. Франтишек чувствовал себя незащищенным и беспомощным, словно не только ноги, но и весь он был голым.

Он искал, куда бы спрятаться до рассвета, но вокруг плотно стояли в ряд глухие темные дома. У сточной канавы правая нога вляпалась в ослиное дерьмо, а левая поранила пятку о что-то острое.

– Бог мой! Что с вами стало! – Франтишек подумал, что никогда еще не разговаривал со своими ногами, и ему стало жалко их. Ступни сжались и даже стали меньше от испытаний.

– Теперь сапоги вам будут велики. Знаю, как вам тяжело без них. Горькая разлука! А каково им?..

Сапоги не отдадут – было у него смутное предчувствие. Ничего, главное – найти работу, скопить денег, а когда придет пора уходить, он купит новые. Но где же он купит, если в этом странном городе запрещена обувь?

Он очень устал бродить босиком и наконец вышел на довольно широкое пространство городской площади, где посредине стояли деревянные подмостки. Должно быть, бродячий театр давал тут представление. Франтишек забрался под сцену, где сходились крестом перекладины, облокотился о них и заснул. А наутро бежал с этого места, забыв даже про босые ноги. Подмостки оказались эшафотом. Он понял это по спекшейся крови, что пропитала доски.

Вокруг было много народа, никто не обращал на него внимания. На одной из оживленных улиц он разговорился с торговцами, что прибыли сюда недавно, но были уже хорошо осведомлены о здешних странностях.

– Эшафот на площади всегда. Под страхом казни нельзя надевать обувь. Не смертельная… но все-таки казнь, человек после нее перестает быть человеком… А ты не тужи – привыкнешь. Все привыкают. Здесь люди более открытые и отзывчивые, чем везде.

Не успели они сказать, как кто-то из прохожих протянул Франтишеку тряпицу – перебинтовать распоротую тряпку. Женщина поднесла кувшин с молоком, а пекарь из соседней булочной угостил горбушкой свежего утреннего хлеба, горячего, как стыд, с которым Франтишек принял эти дары.

Он уже по-другому смотрел на людей. Все они занимались обычными делами, несли и везли товары на рынок, важно переходили из посудной лавки в шляпную мастерскую, чинили сломанную телегу или просто праздно гуляли по улицам, но все это босиком, без стука каблуков, шуршания подошв, без шума вообще. Только шелковые платья знатных дам шелестели слегка. Но и за длинным подолом угадывалось отсутствие обуви.

Всех горожан можно было различить по походке. Большинство двигались легко, непринужденно, их ноги с рождения не знали обуви. Казалось, обуй их сейчас, они бы сразу перешли в категорию тех, что ступали осторожно. Это были приезжие, которые уже приспособились к босоногости, но постоянно помнили о ней. Были и такие, вроде Франтишека, спотыкающиеся о каждый камешек, каждую выемку на земле, ходящие словно по раскаленной сковородке.

Франтишек старался не думать о своих ногах. Сейчас было не до них. Он шел и осматривался в новом месте. Мимо проехала телега, и лошадь фыркнула ему в лицо. Франтишек позавидовал лошади, ему тоже захотелось иметь копыта, которые невозможно снять. «Интересно, снимают ли с них подковы на въезде?» – думал он.

– Посторонись! – закричали ему сзади.

Он неуклюже отбежал к стене дома.