Алексей Слаповский - Российские оригиналы

Николай молча ждал.

Она прокричалась. Посмотрела на Николая.

— Нет, ты что, серьeзно?

— Да, — сказал Николай.

— Ты совсем сумасшедший?

— Нет, — сказал Николай.

— Зачем я тебе?

— Жениться на тебе хочу, я сказал ведь, — сказал Николай.

И они поженились.

Весь гарнизон хохотал. Старшие по званию хлопали его по плечу, и он терпел в порядке субординации. Равные тоже хлопали, но он просил этого больше не делать. Солдаты его роты громко за спиной сказали несколько охальных слов; он поднял ночью роту по тревоге и устроил марш-бросок под дождeм на расстояние тридцать километров с одним пятиминутным привалом. Солдаты смолкли.

Николаю, как теперь семейному, выделили однокомнатную квартирeночку, и он зажил там, ожидая, что Антонина будет пить, скабрeзничать и блудить по-прежнему, а он будет спокоен, потому что ничего другого и не ждал.

Но Антонина вдруг притихла. Она вдруг стала за собой следить, на аэробику ходила, она постройнела, похорошела, а когда капитан Кусков, ходок известный, сделал ей, стоя у прилавка, явный публичный намeк, она, поправив продавщицкий свой белый накрахмаленный кокошник, развернулась и царственно влепила ему пощeчину. Капитан, человек горячий, хотел ей ответно в рыло въехать, но его рука оказалась жeстко перехвачена. Он обернулся и увидел Николая Зуева.

— Товарищ капитан, прошу прощения, но вы должны извиниться пред моей женой, — сказал Зуев. — Иначе нас рассудит офицерский суд чести, потому что я… — и умолк.

И капитан тихо, но внятно, извинился перед Антониной.

А Николай был в растерянности. Он с ужасом понял, что Антонина добрая и хорошая женщина, что она не так уж некрасива, он понял, что и она любит его. Он понял, что вместо покоя обрeл постоянный страх, постоянную тревогу: теперь он будет ждать, что она изменит ему. Он стал ревнив, он то и дело приходил в магазин, чтобы посмотреть, не кокетничает ли с кем Антонина. Он часто допрашивал еe, где была, с кем, требуя отчeта по минутам. Но она только смеялась: она гордилась его ревностью.

И забежала как-то к Веронике похвастаться своим счастьем. Похвасталась, выпила немножко — для добавки счастья. Выпила ещe. А тут солдаты пришли. И подвело еe вино.

В три часа ночи, извещeнный каким-то доброхотом, возник на пороге вертепа Николай. Не обратив внимания на голых солдат, сказал Антонине:

— Домой не приходи.

— Нужен ты мне! — закричала Антонина. — Коля Блызнутый!

Утром же, протрезвевши, побежала просить прощения.

Николай как раз выходил из дома. Отстранил еe — и направился дальше. На службу.

И тогда произошло необычайное.

Анитонина встала у подъезда на колени.

Она стояла сутки. Эти сутки Николай как раз дежурил.

Возвращаясь, молча прошeл мимо.

— Коля!.. — сказала Антонина.

Он не обернулся.

Он стояла ещe сутки. Кто-то давал ей воды, есть же она ничего не ела.

И третьи сутки она стояла, вернее, уже сидела полубоком, потому что колени распухли и не держали еe.

Николай в очередной раз прошeл мимо, в пустую квартиру свою. Через час спустился и сказал:

— Ладно, пошли домой.

Антонина подумала и сказала:

— Нет уж. Спасибо.

И исчезла. Уехала ли, в речку ли Кнышковку головой бросилась — никто не знал.

А через два месяца Николай получил приказ о переводе в далeкий военный округ: сам командир части об этом ходатайствовал, сжалившись над ним, над которым словами и действиями издевались все, от командиров его и товарищей до последнего зачуханного солдатика, от городских старух и женщин до последнего сопливого пацанeнка…

Николай понял, что ему надо жить одному.

И он жил один, он служил, подчиняясь одному только распорядку, и дослужился до увольнения в запас в звании майора.

…Утром он идeт за газетами и в магазин. Газету берeт ту, что первая на глаза попадeтся. В магазине покупает то, на что сама рука укажет, почти не глядя. Дома смотрит телевизор — программу передач в руки не беря, смотрит то, что само по себе показывается. Фильм — пусть фильм, футбол — пусть футбол. Перед обедом гуляет — куда ноги идут. После обеда спит. До вечера строит из спичек модели кораблей. Построив когда-то одну, остальные четырнадцать сделал по образцу первой, точь-в-точь. Потом опять смотрит телевизор и засыпает всегда ровно в одиннадцать ноль-ноль. Это третья его эврика, которую он отыскал — без осознания открытия. Ничего не выбирать. Жить — как придeтся. На тот путь ступать, какой ближе. И это — финал многих Распутников.