Алексей Слаповский - Российские оригиналы

Что ж, выходит, у лоха Васи — не лоховская судьба?

Да нет. Просто бывает и лоху счастье.

Кстати, эту историю (с тайной, возможно, целью нравственного назидания) я рассказал попутчику Григорию.

Он внимательно выслушал и почерпнул, конечно, лишь то, что было ему близко:

— Фальшивых денег — уйма. У каждого в кошельке есть.

— Не может быть! — притворно удивился я, предвкушая, как сейчас Григорий — для ответного назидания — попробует меня кинуть. И охотно предъявил свой не шибко толстый бумажник со всей его наличностью.

Григорий внимательно осмотрел каждую купюру.

— Вот она! — показал он мне пятидесятку образца 98-го года. — Водяные знаки не те. Турецкая работа. То есть наши же делают — в Турции. Можешь еe порвать или выкинуть.

— Зачем! — сказал я ехидно. — Возьмите себе в качестве сувенира! — И протянул ему купюру, зная, что она настоящая, но полагая, что пятьдесят рублей — небольшая плата за горькую правду о людях.

— Ты за кого меня принимаешь? — ощерился Григорий.

Я извинился.

…Через день мои друзья из одной организации с восхищением рассматривали принесeнную мной коллекцию бумажных денег самого разного достоинства, у которых было одно сходство: все оказались фальшивыми.

— Тонкая работа! — не могли не признать они.

— Да, — сказал я с лицом невероятно невозмутимым — ибо настоящий лох даже и будучи облапошенным не хочет признавать, что он — лох.

На том и стоит.

В каком-то фильме советского времени, помнится, есть замечательный диалог. Один второстепенный герой спрашивает другого, не менее второстепенного:

— Что у тебя есть-то?

— Что надо, то и есть!

— А что тебе надо?

— А что есть, то и надо!

Вот это: «Что надо, то и есть, а что есть, то и надо!» — девиз на несуществующем гербе Минималиста, того социально-психологического типа, который незримо, но гордо процветал в советское время и уныло, без прежнего куража, прозябает сегодня.

Минималист произошeл из Максималиста. Вернее, это одно и то же. Смотря с какой стороны посмотреть. С одной стороны посмотришь на него: Минималист. С другой — вроде Максималист.

Это не так запутанно, как кажется.

В детстве, помнится, сидел я с друзьями, рассматривал букварь. Или не букварь. В общем, какую-то школьную книжку. Главное: начиналась она с портрета лысого человека, а заканчивалась красивыми рисунками: дома высотные, трамваи стремительные, магазины зеркальные. Подписи гласили, что через десять лет (или пятнадцать, могу ошибаться) транспорт и жильe будут бесплатными, а сегодняшнее поколение будет жить при коммунизме. Про бесплатность магазинов не говорилось, но раз уж они были нарисованы, то коммунизм мы в первую очередь связывали не с транспортом или жильeм, плата за которые нас абсолютно не волновала, а — с магазинами. Всe будет даром, вот что для нас был коммунизм.

— Нет, но это как же это? — сомневался кто-то из нас. Может, это был я. — Как же это — всe бесплатно? Это тогда все как ломанутся! — и сразу всe разберут!

— А всего будет столько, — ответил другой, — что разобрать нельзя будет! Берут, берут — а не кончается!

— Нет, — рассудительно заметил третий. — Нет, наверно, не в этом дело. А в том дело, что все умные будут. Зачем хапать по десять штанов, если нужны одни? Зачем мешок конфет, если больше кило всe равно за раз не съешь? Если бы сейчас все были умные, то и сейчас бы всем всего хватило. Если бы поровну.

И двое согласились с ним: да, точно, если бы все были умные, коммунизм уже завтра наступил бы.

Это был разговор юных Максималистов, верующих в будущую справедливость. Из таких вырастали леваки, критикующие тайно или явно происходящее с позиций ортодоксального коммунизма, люди с судьбами часто трагическими. Из таких вырастали и разочарованные люди, решившие, что справедливость невозможна в принципе, из таких вырастали и не желающие смириться Правдоискатели. (См. «Правдоискатель»). Из таких вырастали и Минималисты. Третьим в нашем детском разговоре был упоминавшийся уже в других местах Роберт Ильич Глюкин, он-то и стал ярко выраженным Минималистом.

Российский минимализм не имеет ничего общего с древним аскетизмом или стоицизмом. То есть что-то от аскетизма и стоицизма всe-таки есть, но, как ни парадоксально, гораздо больше, если взять опять древние слова, гедонизма и даже чуть ли не эпикурейства!

Роберт, закончив школу и институт, женившись и заведя двух детишек, спервоначалу упeрся в жизнь, чтоб обеспечить семью благополучием. И уже вроде обеспечил, но тут понял, что ему грозит вечное беспокойство, ибо пожелания супруги росли в геометрической прогрессии, да и сам он в себе стал замечать нехорошую суетливость — и потливость ладоней. И он понял, что выраженье «всe — или ничего» — о нeм. Он проанализировал это обстоятельно, как всякому думающему русскому человеку свойственно, и пришeл к выводу, что дело не в количестве ощущений, получаемых от различных жизненных благ, а в качестве. Кто-то и в море купается как в грязной лохани, не чувствуя душу моря, а кому-то дано в обычной ванной или открытия совершать (Архимед), или, окунувшись с головой, воображать себя Жаком Ивом Кусто и, поводя руками, разгонять невидимых рыб.