Алексей Слаповский - Российские оригиналы

И вдруг среди временного полного затишья в нашем околотке раздался тяжкий вздох, и мужчина средних лет в сереньком пальто и коричневой шапке, с лицом бритым, приличным, уныло произнeс — с тоской и твeрдой уверенностью:

«Не достанется нам водочки!»

Тут же на него закричали все, кто был рядом. Его обзывали, ему говорили: «Не каркай, ворона!», его высмеивали, а человек, знающий про сто пятьдесят ящиков, предложил даже его из очереди выгнать, чтобы людям под праздник настроение не портил.

Конечно, никто этого делать не стал — в очереди самый робкий и слабосильный человек становился монолитен и убрать его из очереди можно было лишь ценой его смерти (что в те времена иногда и случалось).

Я удивился: чего это они так? Ну, вздохнул мужчина, ну высказал предположение, — почему такой дружный отпор, почему такое дружное озлобление?

И лишь позже, размышляя, я пришeл к выводу, что народ в своeм чувствовании и чутье часто мудрее наблюдателя-единоличника. Наблюдатель, обладая способностями и натренировавшись, может по внешности угадать и профессию человека, и социальное его положение, и даже имя, и даже что у него на сердце и что под сердцем лежит, но не угадает наблюдатель главного кто этот человек по глубинной своей сути, к какому неповторимому типу он принадлежит.

Прав оказался мужчина в сереньком пальто: водки нам не досталось. Она кончилась, когда мы были уже в дверях. Прорицателя со зла даже побить хотели — но он исчез.

Это был — Крайний.

Крайний не обязательно тот, кто всегда стоит в конце какой-либо очереди. Но перед ним, как правило, кончается то, за чем очередь стоит.

Впрочем, даже это — не родовой признак. Ему может доставаться через раз. И даже почти всегда. И всe равно он — Крайний.

Когда ищут кого-то, если случилось нечто неприятное и на ком-то надо злобу выместить, — находят, как известно, крайнего, то есть самого безобидного, безответного, на кого удобно свалить вину. Стрелочника, как ещe в народе говорят. Но и этот крайний не всегда — Крайний.

Есть крайние по случаю, есть невезучие, но Настоящий Крайний — тип совершенно особенный, потому что он является им осознанно, с полным пониманием; в отличие от рядовых крайних, которые часто — жертвы обстоятельств, он ни в коем случае не жертва, он Крайний почти принципиально, хотя на рожон лишний раз не лезет.

К примеру, вспомним советские времена: от какого-то подразделения какого-то учреждения требуется один человек на поездку в подшефный колхоз ковыряться в грязи и холоде, собирая, допустим, капусту. Долго спорят, кому ехать, каждый приводит свои резоны, почему ехать не может, вспоминают, кто когда и сколько ездил, и наконец решают бросить жребий: сворачивают бумажки, из которых одна с крестиком. Крайний обычный, крайний-фаталист покорно ждeт своей очереди — и даже с некоторым юмором показывает всем крестик, говоря: «Так я и знал!». Настоящий же Крайний не согласен быть игрушкой Судьбы. Он обычно не доводит до жребия, а, когда наспорятся до хрипоты, молвит:

— Ладно уж. Я поеду.

И все радуются, благодарят его, хвалят: замечательный человек!

Он к этим похвалам, надо сказать, не равнодушен.

Ибо у Крайнего своеобразное честолюбие, он почти подвижник в своeм деле — и ему даже бывает досадно, если кто-то рядом окажется более Крайний, чем он.

С ним нельзя говорить о болезнях.

— Это что! — скажет он. — И тут же назовeт свою хворь, которую врачи у него нашли или подозревают и которая своей ужасностью тут же перебивает хвастовство собеседника.

Я был свидетелем разговора, когда горестная женщина в купе поезда рассказывала Крайнему, как тяжело болел еe муж.

— Был совсем здоровый человек! — говорила она, — Спортом занимался, не пил, не курил, и в сорок пять лет — инсульт!

— Это что! — сказал Крайний. — Мне вон сорок один, а я уже в обморок пять раз падал.

— Но ведь инсульта не было!

— Будет. Ещe год-два — будет. Раньше, чем у вашего мужа.

— Он семь лет после этого в параличе лежал! — уже почему-то сердилась женщина.

— Ну и что? Дед мой восемнадцать лет лежал. Значит, у меня наследственность. Лет двадцать буду — как колода! — захихикал Крайний.

— Но вы-то живы пока, а муж-то мой умер! — окончательно раздражилась женщина.

Тут другой не нашeлся бы чем крыть. Мертвей умершего не будешь, крайней — не будешь. Однако, Крайний, хмыкнув, невозмутимо задал странный вопрос:

— Где похоронили?

— На Увеке, — растерянно сказала женщина.