Ефим Лехт - Израиль в Москве - повесть

Элегантный профессор Бурджелян изобретал головоломные задания. Например: три обнаженных натурщицы — розовая, голубоватая и загорелая. Цветная графика: акварель, темпера или пастель. Изобразить это «ню» он требовал с верхней точки, как бы со шкафа.

Закладки для памяти: гравюрная мастерская на Михалковской, где они учились печатать офорты, эстампы, рюмочная в Кривоколенном, пончики с щедрой перхотью сладкой пудры у грота Красных Ворот, Егоркин духовой пистолет, который едва не пробил ладонь Коли Степанова.

Изя остановился. Он увяз в воспоминаниях как жук в янтаре.

Художники в Москве тогда условно делились на «живописцев» и «графиков». Живописцы в грубых свитерах до колен, сальных гривах и пахнущих луком бородах невольно оказывались славянофилами.

Графики были западники, «штатники». Блейзеры, батники, галстуки в косую полоску, диксиленд, ботинки — «инспектора с разговорами». Все они вышли из американских джинсов. Худощавые, короткостриженные, не подозревая этого, имитировали клерков. В кейсах уютно размещались бутылка вина, шрифты, журнал «Нойе Вербунг», Магритт. Шелестели странные слова: сюр, сецессион, Бердслей. А где-то вдали улыбался Дали.

Изя принадлежал второму сословию и с неразлучным своим «дипломатом» носился между Полиграфом и «Диафильмом» в рваном ритме регтайма.

Образовалась стайка белых ворон. Похожий на киллера Серж Дегунин (подписывался «Де Гунин») девушкам представлялся как потомственный дефлоратор. Те понимающе кивали, наморщив лобик. Братья-близнецы Борискины, испекавшие книжные обложки уже с первого курса. Лентяй Толик Лысогорский со своей хохмой «работа не жид, в Израиль не убежит». Славка Суматохин, вступивший в партию и получивший кличку Слава КПСС (ушел потом в официозный «Политиздат»). Егор с Разгуляя, млевший перед обнаженной натурой — девицами из театральных вузов, на одной из которых он усилием воли не женился. Уралочка, наливное яблочко, она снисходительно царила на подиуме, раскрасневшись от рефлектора. Рисовать ее Егор не мог — рука дрожала.

На третьем курсе Егор никак не мог избавиться от «хвоста» по английскому. Доцент Виноградский был непоколебим. Грозило отчисление. Изя придумал выход и сдуру сообщил Егору, что доцент — гей, а дальше, мол, действуй. Так весь курс узнал, что Егорка готов Виноградскому отдаться. Доцент оказался человеком с юмором, долго смеялся, но зачет поставил.

Рыжий Ефим из Лефортова мастерил заказчикам их портреты в костюмах разных эпох — жабо, колеты, эполеты. Сочно, по-сислеевски. Его слоган был «Фима веников не вяжет». Ефимизмы.

Серж разрабатывал свой эксклюзивный метод пикапа. Он раскидывал сеть, даже невод — раздавал девушкам в метро свои визитные карточки с подписью «художник ню». Как ни странно, улов бывал недурным. Случались и проколы. Прелестная нимфетка при Изе хладнокровно и грамотно послала Сержа «нах».

Изя еще тогда, в шестидесятых, назвал Дегунина метросексуалом. Да, гербарий памяти. У Борискиных, помнится, на пенисах были тату. Неужели без анестезии? У Пети наколото «Kingsize» [11] «Королевский размер» ( англ. ). , а у Паши — «XXL».

Смеркалось, сморкалось, усталость. Сырок-носок предвещал насморк. Правый ботинок, кажется, дал течь. Замшевая обувь, денди хренов. Он отхлебнул из плоской фляги остатки виски. Еще звучал хорошо темперированный клавир, а Израиль уже решительно повернул к метро.

Понедельник. Изя долго, с отвращением следил за крупными крысами, вооруженными «калашами». Такое могло присниться только после неправильного виски. Крысы выбегали из прорытых в Газе тоннелей прямо к Изиному дому. Главный крыс был похож на Арафата в клетчатой куфии. Конечно, он верещал «аллах акбар». Изя не сомневался в подлинности происходящего и, лишь проснувшись, подивился мастерству режиссуры.

Вечер начинается с рассвета. Солнце отменили до марта. Сегодня в программе визиты, включая Востряковское кладбище. В «Generation П» тепло. Прибыли Ваня с Борей.

— С приездом, Израиль Абрамович!

— Взаимно, — почему-то брякнул Изя.

— Вам ваших-то годков и не дашь.

— А я и не возьму, Иван.

Андрей заказал папе большую чашку капучино и метровый канонический лик Че Гевары. На стене слева от бара.

Боря весело зачастил:

— А вы мажор, дядя Изя, вы хипстер.

Израиль оглядел себя. Серые джинсы, замшевые ботинки цвета пустыни, футболка с принтом «Trust me, I’m an artist». Мажор? Он-то думал, что он минор.