Илья Стогоff - 1000000 евро, или Тысяча вторая ночь 2003 года

— Это часть вашей научной работы?

— Нет. Скорее хобби. Люди, которые занимаются поисками кладов, хорошо оплачивают услуги специалистов-архивариусов. Кто-то находит указания на место, где может находиться та или иная ценность. Кто-то другой приходит и достает эту ценность из земли. Архивариус получает десять процентов. Это неплохой бизнес.

— Как интересно! А сколько составляет десять процентов от трупа беременной француженки?

— Труп француженки это не ахти какая дорогостоящая находка.

— Какие же находки считаются реально дорогостоящими?

— Например, танки.

— Танки?

— Ну да. Во время последней мировой войны много раз случалось, что ехал какой-нибудь «тигр»... или «Ф-16» по снегу. А снег лежал поверх льда на болоте. И танк ухал сразу метров на восемь в торф. Люди, которые поднимают такие машины из парголовских болот, рассказывают, что мумифицированный бортмеханик часто до сих пор сжимает в руках окуляр наводки. В торфе ничто не разлагается. Все цело. Даже сигареты в карманах танкистов. Вынул танк, заправил его бензином — и можешь ехать.

— Куда?

— Куда хочешь.

Я утопил сигарету в пепельнице. Профессор смотрел на меня, а я смотрел на стойку за спиной буфетчицы. Водка на стойке имелась. Мне было ее отлично видно.

Мы помолчали. Потом профессор задрал брови:

— Что скажете?

— Насчет чего?

— Насчет всего, что я вам сообщил. Искать указания на то, где именно могут лежать ценности, это одно. Самому стать обладателем этих ценностей — совсем другое. Иногда делиться просто не хочется. Иногда речь идет о слишком больших деньгах.

— Больше, чем стоимость почти новенького танка?

— Больше, чем стоимость почти новенького танкового полка. Тысячи тысяч евро.

Я промолчал. Мне просто не хотелось ничего говорить.

— Хорошо. Я поясню свою мысль. Я предлагаю вам принять участие в некой акции...

Короче говоря, речь идет о сокровищах рыцарского ордена тамплиеров. Слышали о таком?

— Что-то слышал. Не помню, что именно.

Профессор покопался в своем дорогом портфеле и положил на маленький серый столик передо мной большую серую книгу.

— Это издание попало мне в руки уже давно. Мемуары фрейлин двора ея императорского величества государыни Елизаветы Петровны. Отпечатано в Лейпциге в 1754 году. Видите закладку? В этом месте речь идет о перезахоронении трупа барона Мюнхгаузена.

— Того самого барона?

— Того самого. Но не это главное. Даже я не сразу понял, в чем здесь дело. Вернее, понял, но... В общем, почитайте. В этой книге лежит денег больше, чем в американском Форт-Ноксе.

Если книжка и была набита бешеными бабками, то своего бешенства бабки не выдавали ни единым симптомом. Профессор внимательно смотрел мне в лицо. С дубов и тополей Летнего сада опадали последние осенние листочки.

Он сидел спиной к Фонтанке и вполоборота к дворцу Петра Первого. У него за спиной по реке туда-сюда двигались прогулочные катерки. Туристы еще месяц назад махнули рукой на Северную Венецию и перекочевали в края потеплее. Катерков и лодчонок было немного. Одна из лодок, сбавив ход, начала нагло приставать к берегу. Почти за нашей спиной. Что происходило в кабине, видно мне не было, а палуба катера была пуста.

— Вы согласны?

— С чем?

— Прочесть этот документ. Обсудить условия. Принять участие в наших поисках.

— Согласен. Почему нет? А кто еще, кроме вас, знает об этих поисках?

— Почти никто. Всего четыре человека. Все они мои давние знакомые. Проверенные люди.

— Тоже историки?

— Нет. Но люди приличные. Мы все знакомы между собой сто лет, практически с детства. Один из компаньонов живет прямо здесь, напротив Летнего сада. Можно сказать — в географическом центре Петербурга. Второй работает журналистом...

— Журналистом? — Вряд ли вы знакомы. Он работает в столь маленькой газетке, что ему даже не смогли выдать собственный компьютер.

Из рубки катера на палубу выбрался мужчина. На нем был мешковатый дождевик, капюшон которого закрывал почти все лицо. Шел он, крепко держась за поручень.

Словно впервые шагал по палубе при бортовой качке.

Тоже мне, флибустьер, блин, речных просторов. Рыбачить он, что ли, здесь собрался? Вроде бы, вон, в руках у него удочка... или нет?

Проследив за моим взглядом, профессор перевалился на стуле и обернулся. Одной рукой он придерживал дорогую оправу своих очков. Человек на катере пошире расставил ноги и распрямился во весь рост.

Удочка еще раз блеснула у него в руках металлическими поверхностями.