– Ну почти. Он их когда варил, то молчал, но я у себя в голове знал, что он их просит отдать зло. Я ждал, что разозлюсь, и что дед разозлится, и мы с ним натворим чего-нибудь. Не знаю даже, что именно. Потом подумал – да ну нет, не за такой херней же он меня сюда звал. Как-то глупо, почек нажравшись, тайгу палить или там не знаю что. И вот когда глоток сделал, то оно не сразу – все, а сначала очень грустно стало мне. Так грустно, что я почти умер там. Дышать не мог, такое горе у меня было. И дед сделал глоток. А потом все прошло, ничего больше не чувствовал, и мы с ним тот чифирь допили, да и пошли. Потом снег начался. Потом дед сказал – ну все, дальше сам, вон там деревня. И я вышел к Тернею. Но мы часа три шли, не больше. Ну, может быть, четыре.
– Это вы день рождения его отмечали? – сочувственно спросил Том.
– Нет, – ответил Соник, – кажется, наоборот. Хотя я точно не уверен.
Помолчали.
– Дааа, – сказал Жмых.
– Вот это дела, – согласился Владыч, – и что теперь?
– Да а что, – сказал Соник, – как жили, так и будем. А то прям мало всякого происходит, можно подумать.
– А старик-то, говоришь, овчаровский? – спросил Захаров.
– Из Косого, – кивнул Соник, – помнишь там дома одинаковые? Вот там его родня вся живет.
Иван Саянге пришел, как обычно, в конце февраля, погладил собак, погладил чьих-то Саянге, затем, не заходя в дом, развернулся и подался прочь со двора.
Соник вышел во двор, чтобы угомонить разлаявшихся собак и увидел за калиткой гостя.
– Заходи, дед, – сказал он, – у меня есть крекеры.
– Это хорошо, – обрадовался Саянге, – я их полюбил.
И еще раз шесть бывал старик в гостях у Соника, и каждый раз нюхал полпачки крекеров, выпивал стакан соснухи на восьми почках – по четыре на брата – и уходил к себе в Косой переулок, а в конце апреля пришел к Сонику в последний раз и сказал, что скоро к нему в гости приедет старший брат-близнец, Иван Саянге, внук шамана.
– А ты? – спросил Соник, – ты ему рад?
– Очень, я его с рождения не видел, – искренне ответил дед, – даже жаль, что и не увижу.
– И, ведь, главное, как две капли воды, и зовут так же, и взгляд, и повадка, и, что самое интересное, меня знает по имени, – рассказывал потом Соник завсегдатаям «Синего Ары», – всей-то разницы, что внук шамана, а тот, значит, каким-то образом не внук. Пришел ко мне, крекеров всю пачку вынюхал, соснухи выдул два стакана, веселый такой старикан, понравился мне. В лес звал. Сам-то он в мае уйдет, а меня летом звал прийти.
– В дальний? – спросил Жмых.
– Ага.
– На день рождения?
– Ну или наоборот.
– Пойдешь?
– За собаками и лошадью присмотрите, если что?
– Спросил, главное. Молодец.
– Тогда пойду, конечно.
Соснуха ординарная
На порцию берется ¾ стакана обычной родниковой или колодезной воды и четыре сосновые почки, отвечающих за благополучие здоровья, места и времени. В закипевшую на огне воду вбрасываем по одной почке соответствующего назначения. Когда вода приобретает цвет чая, снимает котелок с огня, переливаем содержимое в кружку или другую удобную посуду, пьем горячим, но не обжигающим. Почки, отдавшие силу, следует с благодарностью съесть.
Майя была рыжая; класса до восьмого ее дразнили, а потом перестали, потому что повзрослели и разглядели наконец, какая она удивительная с этими своими рыжими кудрями, прозрачными голубыми глазами и точеным курносым лицом.
Маша всегда это понимала, с первого дня в подготовительном классе, где их с Майей посадили за одну парту, и Маша так восторженно страдала от соседства с ее сказочной красотой, так мучительно стеснялась, что ни разу не смогла ответить на простые вопросы учительницы и заработала репутацию тупицы, хотя на самом деле с пяти лет умела читать и складывать числа; вычитать, правда, научилась гораздо позже. Машу пугало это математическое действие, ей казалось, числу должно быть больно, когда из него вычитают. Справиться с вычитанием однажды помог отец – велел ей поднять тяжелую сетку с картошкой, потом забрал и сказал: «Я только что из тебя эту сетку вычел. Запомни: когда вычитают, становится легко». С тех пор Маша полюбила вычитание; всякий раз, решая заданные на дом примеры, представляла, какое облегчение испытывает число сорок два, избавляясь от например семнадцати. И внутренне ликовала: это я, я ему помогла!
Их распределили в разные классы, Майю в «А», Машу – в «Б», и с учебой у Маши сразу наладилось. Только перемены, когда все одновременно оказывались в коридоре, были головокружительно прекрасны и совершенно невыносимы, заполнены мучительным предчувствием счастья, которое охватывало ее, когда где-нибудь на лестнице или у входа в буфет мелькала вызывающе яркая, как мандарин, Майина голова.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу