Альберт Спьяццатов - Ребро жестокости

Сезар швырнул кирпич в лобовое стекло. Оно не разбилось вдребезги, но по гладкой поверхности мелкой паутинкой разбежались трещинки.

– Не паркуй больше, где попало. Айда, ребята. Хватит с него!

Подвыпившая молодёжь с гадкими смешками и густо пересыпанной сквернословием речью, наконец, отвалила. Они направлялись в «Аламеду» на торжества по случаю юбилея их колледжа. Настроение было самое удалое, потому что с ними был король школьной шпаны Сезар. Неожиданно сзади раздался выстрел, потом второй. Один из студентов схватился за подстреленную ногу и панически поскакал на здоровой в сторону, второй рухнул лицом в асфальт.

– Бежим, ребята! – крикнул Сезар.

– Сукины дети! – раздался вдогонку им разъярённый крик Гаучо, сопровождаемый новыми выстрелами.

Студенты, добежав до Дворца, ворвались внутрь и спешно забаррикадировали входные двери. Сезар встал слева от окна, прячась за выступом, и крикнул в раскрытую форточку:

– Слышь ты, козёл, ты хоть знаешь кто я?

В ответ раздался новый выстрел, оконное стекло разлетелось вдребезги. Сезар присел на корточки, ругаясь на чём свет стоит, вытащил мобильник и набрал номер среднего Бернардоса.

– Папа, мы здесь с одним чудаком зацепились. Он стреляет в наших. Одного убил. Мы закрылись в «Аламеде»

– Что за чудак?

– Кажется, он из банды Монтесумы. На чёрном «лексусе», номер триста сорок пять СИН.

– Сидите там и не высовывайтесь, я займусь.

Гаучо догнали уже за городской чертой Хуареса, на сорок пятом федеральном шоссе. Полицейский включил сирену, вынудив Гаучо затормозить у обочины. Из патрульного джипа вылез и подошёл к «лексусу» человек в штатском костюме. К своему удивлению, Гаучо признал в нём старшего Бернардоса. Он опустил стекло.

– Что люди Монтесумы опять делают в моём городе, без моего ведома? – надменно поинтересовался старший Бернардос.

– Я здесь проездом, сеньор, – ответил Гаучо, но неуверенный тон выдавал его. – Почему бы вам не поговорить об этом с ним самим?

– Чтобы он мне так же как ты сейчас по ушам ездил? Во́зите товар для него, вот вы что здесь делаете. А он, стало быть, барышами делиться не хочет, и за транзит не платит. Где деньги, волчара?

Гаучо теперь смотрел прямо перед собой заранее остывающим взглядом, и ничего не отвечал. Тусклый закат прощально вспыхивал косыми лучами, преломлёнными в треснутом стекле. Старший Бернардос приставил к его виску револьвер и, отвернувшись, выстрелил.

– Обыщите машину, найдите деньги, – коротко бросил он робко приблизившимся полицейским. – А этого закопайте где-нибудь.

Позиции клана в Хуаресе упрочились после того, как младший Бернардос в первый раз занёс кейс с кругленькой суммой их общему земляку Марсиано Лакосте, региональному координатору президентской кампании Фогта, в качестве «подарка от благодарных избирателей» по случаю годовщины победы его патрона на президентских выборах. После того как подарок был с энтузиазмом принят, частные пожертвования «на нужды политических кампаний президента» через его регионального координатора Лакосту стали регулярными и вошли в добрую традицию. Братья Бернардосы больше не нуждались в Федерации. Они считали, что настало время избавляться от назойливой опеки Монтесумы.

Танцевальный клуб «Магнолия» в то лето определённо был самым популярным местом мичоаканского побережья. Клуб находился в часе езды от ближайшего большого города, но кавалеры, уступая настойчивым просьбам дам, вывозили их на специальные вечера сальсы или кумбии, объявления о которых регулярно появлялись на страничке клуба в социальных сетях. Поэтому более переполненного места в ту достопамятную ночь со среды на четверг было не найти во всём штате. Ровно в половине первого ночи, когда вечеринка была в разгаре, на танцполе появилась странная процессия людей одетых в чёрные толстовки с широкими и островерхими, как у братьев–францисканцев, капюшонами, полностью скрывавшими верхнюю половину лица. Впереди всей группы шествовал дородный старец с посохом, за которым следовал дюжий помощник с чёрным полиэтиленовым мешком за плечом. Танцующие не сразу поняли, что люди в чёрном открыли пальбу в потолок из автоматов, пока пули не начали попадать в висячие зеркальные шары, которые разлетались мелкими осколками, царапавшими лица. Когда до публики, наконец, дошло, что этот треск производится не фейерверком, а автоматными очередями, пары прекратили танцевать. Музыка стихла. Кавалеры прижимали к себе дам, в смутном предчувствии непоправимой беды.