Кэтрин Данн - Любовь гика

– Кому?

– Всем этим девицам, которые ходят к нему по ночам.

Ифи напряглась, ее лицо окаменело. Элли расхохоталась.

– Нормальные девушки? – произнесла Ифи, не разжимая губ.

– Да. Все из себя расфуфыренные.

– Арти, святой проповедник! – Элли аж прослезилась от смеха.

Я подумала, что она неплохой человек. Совсем не плохой. Но я знала, что Ифи больно, и радовалась тому, что ей больно, и мне было стыдно за это злорадство. Да, Арти мне не достался. Однако он не достанется и ей тоже. И у меня было одно преимущество. Я хотя бы могла с ним работать и находиться при нем. Этого Элли никогда не позволит сестре. Я решила, что мне нравится Элли. Она и вправду хорошая.

Элли обернулась ко мне:

– Мама с папой знают?

– Не говори глупостей.

– А ты давно знаешь?

– Несколько месяцев.

Элли мне улыбнулась. Ифи вдруг расслабилась:

– Элли, только пусть они будут не старыми и не толстыми. Давай не будем со старыми или толстыми, ладно?

Порой, когда я просто смотрела на Ала или Хрустальную Лил, мне хотелось схватить монтировку и стукнуть их по голове. Не для того, чтобы убить, а чтобы разбудить. Папа расхаживал с важным видом, мама все глубже и глубже погружалась в себя, оба витали в своих облаках и утратили всякую связь с реальностью, как я ее понимала. Наверное, мне хотелось, чтобы они защитили меня от всех горестей и обид, от разрушительной муки ревности. Я мечтала вернуться в детство, где мама и папа были большими и сильными и могли уберечь меня от моей собственной злобы.

Порой, когда мама обнимала меня, целовала в лысую макушку и называла своей милой голубкой, я с трудом сдерживала тошноту. Милой голубкой я была только во сне, да и то не всегда. Я до сих пор задаюсь вопросом: а что сделала бы Лил, если бы я нашла в себе силы все ей рассказать? Наверное, она сумела бы мне помочь. Возможно, она сумела бы нас спасти.

Я не понимала, какие цели преследует Элли, пустившись в разврат, но радовалась, потому что грязь липла и к Ифи. Я не знала, к чему стремился Арти, расставляя свои религиозные ловушки, но я была счастлива, что у него всегда есть работа для меня.

Арти в аквариуме. Мечется от одной прозрачной стены к другой, лучи прожекторов бьются в его блестящее тело, свет преломляется во вспененных пузырьках воздуха, весь аквариум кипит светом, будто в пламени, а потом Арти вдруг замирает в четырех футах от дна, охваченный мягким золотистым свечением. Арти общается с публикой. Его голос гремит в динамиках. Он говорит, и ему отвечают, он говорит, и люди в зале рыдают, он говорит, и они выкрикивают его имя, он говорит, и зал содрогается от их воплей и топота.

Арти в мототележке для гольфа. Машет плавником толпе с другой стороны сетчатого ограждения. Арти работает, запершись у себя в фургоне. Арти принимает гостей, а я прячусь в соседней комнате, в помещении охраны с зеркальным окошком, сижу там, затаившись, с глупым крошечным пистолетом в руке, на всякий случай. Арти в окружении книг. Арти читает, что-то бормочет в радиотелефон. Арти читает в дороге, в Аризоне и в Нью-Мексико, читает внимательно, не отрываясь от книги, не замечая того, что водитель его фургона последние несколько сотен миль мучается с убитой коробкой передач, потому что еще раньше у машины отказали тормоза.

Арти в ду́ше после представления, серый от гложущих его мыслей. Арти лежит на полу душевой, я растираю его мочалкой, его глаза плотно зажмурены, лицо застывшее и недовольное.

Ифи решила, что если я буду и дальше носить записки их потенциальным клиентам, то со временем обязательно проболтаюсь Арти. У близнецов появился собственный телефон. Также они привлекли для своих темных дел учителя музыки, Джонатана Томаини, который сначала наотрез отказался. Как можно?! Он музыкант! Работник искусства! Не сутенер! Он торжественно объявил, что сейчас же пойдет и расскажет все Алу.

Как ни странно, но именно Ифи объявила ему сладким сахарным голоском, что в таком случае им придется сказать, что он их изнасиловал, и угадайте с трех раз, кому поверит папа. Томаини сразу заткнулся, и Элли провела с ним краткий инструктаж. Джонатан со страдальческим видом улегся на синий диван, признавая свое очевидное поражение, и стал внимательно слушать.

– На самом деле, всех мужчин в зале интересует только одно, – произнесла Элли. – Они, может, не говорят это вслух, если только совсем не пьяны или не идиоты по жизни, но им всем хочется знать, как мы занимаемся сексом. В какой позе и с кем. Многие представляют, как бы они с нами трахались. И я подумала, почему бы не использовать их любопытство для своей выгоды? Им плевать, что я играю на низком, а Ифи – на высоком регистре, им плевать, нравится нам один сорт мороженого или разные. Они задают идиотские вопросы, но по-настоящему их интересует только одно. Они слушают, как мы играем сонаты, и представляют себе наши позы в постели. И среди них найдется немало таких, кто готов хорошо заплатить, чтобы удовлетворить любопытство. В качестве компенсации за труды ты получаешь десять процентов с выручки. Неплохая прибавка к жалованью, согласись. Будет чем подсластить пилюлю.