Нада Габорович - Голосую за любовь

Мы с дядей Грегором повеселели, его обида немного поутихла, но я-то знал, что она так просто не пройдет, тем более не исчезнет совсем. Мы быстро продвигались по плохо протоптанной дорожке, стараясь беречь ноги, потому что любое падение могло отдалить нас от цели. Мы должны были попасть в долину как можно скорее.

— Какая жалость, — вздохнула Метка, — в таком красивом домике живет такая вредная тетка. Как подумаю, что сейчас могли бы есть настоящий хлеб…

— В сказках — одно, а в жизни — другое, — насупился дядя Грегор.

Во время короткого отдыха неожиданно раздалась длинная автоматная очередь. Мы поневоле бросились в кусты. Но стреляли явно не в нас, мы были уже достаточно далеко.

— Я этого не вынесу, — запричитала Метка. — Думала, никогда этих звуков больше не услышу.

— Надо вернуться, — решительно произнесла Даница. — Наверняка что-то случилось. Меня не оставляет предчувствие, что произошло нечто страшное.

Я не знал, что делать. Видно было, что и остальным это предложение не по душе, тем более что мы знали: где-то, пусть и не близко, есть поселок, а за ним — долина. Эта сторона гор поросла сильнее, поэтому здесь мы чувствовали себя спокойнее, испытывая облегчение, настроение делалось по-весеннему радостным. А около домика, оставшегося позади, затаилась опасность, там пахло кровью, там еще была война с ее ненавистью, которой я вкусил предостаточно, больше всего желал бы ее забыть, оставить в прошлом.

Похоже, нечто подобное испытывали и остальные. Мы переглядывались в нерешительности, и Янко вдруг неуверенно произнес:

— Это действительно необходимо?

Даница резко обернулась, и наши глаза встретились. Я отвернулся. Нахмурился. Хотел сказать, что сомнений быть не может. Надо все оставить как есть и идти дальше. Но взгляд Даницы уже скользил дальше, она молчала, будто понимала, что любые слова прозвучат неубедительно и неестественно.

— Вы идите потихоньку вперед, — произнесла она, делая странное движение — надвигая шапку почти на уши. Резко повернулась к нам спиной. — Наверное, всем ясно, что вернуться должна только я. Вы еще слишком слабы для таких переделок.

— Старуха встала нам поперек дороги, Даница, — пытался я уговорить ее. — Она угрожала нам. Может, это ловушка.

— В таком случае она бы нас уже тогда враз изрешетила, — язвительно проворчал пастух и сурово посмотрел на меня. — Дорогу уж как-нибудь найдешь, веди их ты. Мы вас скоро догоним.

Она совершенно спокойно смотрела куда-то в сторону.

— Может быть, Сочинитель прав, дядя Грегор. Мы должны быть ко всему готовы. Ты у нас проводник. Со мной или без меня, ты обязан доставить их целыми и невредимыми в госпиталь.

— Даница, — проговорил я снова, но она продолжала, как будто не слышала:

— Идите вот здесь. Через ельник. Это приказ. Не забудьте о предосторожности. Может, война действительно еще не кончилась.

— Тебе ведь не впервой по этим горам карабкаться, Сочинитель, — с ноткой презрения в голосе бросил мне пастух, — очень спешить вам тоже не следует, чтобы мы смогли вас догнать и не разойтись.

— Все это пустая болтовня, — резко оборвала этот неприятный разговор Даница. — Так как ты в настоящий момент есть больной, то находишься под моей командой, Сочинитель, и мой приказ есть приказ. Будь ты хоть в сто раз старше. Дядя Грегор, тебя это так же касается, как и остальных.

Она взяла в руки автомат. Мы стояли как вкопанные. Опасность носилась в воздухе. Дразнила нас. И будоражила. Мы дождались конца войны, а как оно вот закрутилось. Я взглянул на дядю Грегора — у него было такое выражение лица, какого я еще никогда не видел.

— Девонька, — чуть не плача, взмолился он, — сейчас не время для глупостей. И для геройства. Сейчас нужно сохранить голову на плечах. Дорога ведет нас вперед, и мы должны идти, если хотим добраться туда, где нам следует быть. Позади нас — одно дерьмо, и их проблемы нас не касаются.

— Не касаются, да, — презрительно хмыкнула она. — Опытный старый партизан, к тому же горец. А если нам кто с тылу ударит? Здесь везде может скрываться враг. Не осталось больше засад, что ли? Думаешь, этой сволочи есть дело до подписи какого-то немецкого генерала? Ты разве не чувствуешь опасность? Ну, тогда у тебя нос сильно заложен, старик, так и знай!

Однако она была испугана больше нашего. Больше меня, во всяком случае. Нет, не так, конечно, как это бывает в детстве. Но похоже на то.

— Думаешь, опасности станет меньше, если ты пойдешь туда? — тихо спросил я.