Владимир Козлов: Сестра Морфея

— Это ты напрасно, — у Людмилы Ивановны обострённое чувство справедливости. И когда вопрос стоит ребром она может такие перлы выдать, что многим истинным трибунам и не снилось. Я заметил, когда она сильно нервничает, у неё происходит провал памяти, а когда она злиться, то её остановить невозможно.

— Посмотрим, посмотрим на её талант, — скептически произнесла она.

Людмила Ивановна стояла рядом с памятником, Александру Невскому. На этот раз на ней не было её козырной смешной шляпки. Она была в парике и тёмных очках. Вела себя как шпионка, подозрительно озираясь по сторонам. Узнав на кольце машину Платона, наперерез бросилась к ней.

— Вот наша шпионка себя и выдала, — сказал он, — я её так бы и не узнал, но эту неповторимую хоккейную походку и противогаз не спасёт.

Людмила Фёдоровна поправила рукой причёску и иронически улыбнувшись, сказала:

— Боже мой, сплошной детский сад.

…Шабанова запрыгнула в машину, поприветствовала кивком головы Гордеевой и закурила

— Ну что ребята я вам скажу, — выпустила она струю дыма изо рта, — женщина сказала, женщина сделала! С вас коньяк, лимон и ананас. Шоколад у меня уже в горле стоит. Не зря же провела целый час в кабинете следователя. Он был обходителен со мной. Помог плащ снять, кофе напоил с лимонными дольками.

— Давай ближе к делу, — сказал Платон, — нас на взятку не раскрутишь, тебе спиртное противопоказано. Ты плохая после него становишься.

— Шучу, конечно, я. А если серьёзно, то обрадую и вас и себя. Их было двое. Бумаги мои взяли и, ознакомившись с ними, подшили в толстую папку. Там на нашего Панкратова целый воз жалоб и поэтому они нисколько не удивились моему сигналу. Он у них давно в разработке и думаю, без меня им кто — то докладывает о каждом шаге директора. С меня сняли показания про эпизод в летнем домике.

— Поподробнее можно, пожалуйста? — попросила заинтригованная Гордеева.

— А что вам Сергей Сергеевич, разве не рассказывал?

— Не очень — то он разговорчив.

— Я не буду повторяться, напомните ему позже, он вам в деталях всё изложит. А вам скажу, что на протяжении долгих лет вы работали рядом с педофилом и со всем не мужчиной. Таким как он в определённых местах юбку надевают. И этот факт не оспорим.

— Боже мой, какие страсти вы рассказываете, — загорелись от стыда щёки Людмилы Фёдоровны, — я четыре года работаю в детском доме, но мне и в голову не приходила такая жуть, которую вы сейчас поведали.

— А когда эта жуть может вам прийти в голову. Вы же отработали до семнадцати часов и домой ушли, а что после вашего ухода твориться вам и невдомёк. Самая жуть будет на судебном процессе, но вас туда не пустят. Он потерял себя, как мужчина давно, поэтому свой половой стимул подымал с помощью мальчиков. Что у него впереди будет, мне известно. Холодная камера, охранник с ледяными глазами, а ещё миска погнутая и ложка с дыркой. Считайте, он утратил свободу. Поздно будет ему плакать и рыдать и тем более грехи замаливать.

— И когда он свободу потеряет? — подал голос Платон.

— Я тебе, что прокурор, который выдаёт санкции на арест. Со мной в следственном кабинете не особенно откровенничали. Они от меня откровения вытягивали.

— Это понятно. Надеюсь, ты свой телефон не показывала им.

— Указаний таких не поступало.

— Вот и умница, сейчас мы тебя подвезём до дому, там садись за компьютер и заряжай интернет. Выкладывай смело свой ролик. Этим мы ускорим его арест.

Он искоса посмотрел на Людмилу Ивановну.

— А у нас с тобой морские прогулки отменяются на неопределённое время. Здесь могут возникнуть неотложные дела, особенно у тебя.

— Что ты имеешь в виду? — спросила она.

— А то, что тебе завтра нужно выходить на работу. Если директор будет настаивать на увольнение, покажешь ему больничный. До обеда пообщаешься там с персоналом и пойдёшь домой продолжать болеть. И так каждый день, пока на него не наденут наручники.

— Зачем всё это? Я не хочу видеть этого скунса, — воспротивилась она. — После того, что я сейчас услышала мне с ним под одной крышей противно находиться.

— Поверь мне, так надо, — убедительно сказал он ей, — ты его заместитель. Его арестуют, ты сразу становишься «ИО» и берёшь бразды правления в свои руки.

На заднем сиденье зашевелилась Людмила Ивановна.

— Послушай царица Платона, он дурного не посоветует, — сказала она. — Я его знаю дольше, чем вы.

— Наверное, придётся, — улыбнулась Людмила Фёдоровна и подумала. «Дольше это не значит, что ближе и лучше».