Владимир Козлов - Сестра Морфея

— Пока, не очень, — замотала она головой, — вернее понимаю, но поверить не могу. Почему меня — то выбрали?

— Тут и понимать нечего, в базе данных на каждого из нас есть даже то, чего мы сами о себе не знаем. — Он внимательно посмотрел на неё, — как я раньше не догадался, что ты сильно схожа со знаменитой танцовщицей. Ведь и, правда, тебе причёску изменить и вот он двойник великой шпионки.

— Она что шпионка была?

— Вообще — то Мата Харри была голландской танцовщицей, но ей ничто не мешало совмещать танцы со шпионажем. Личность довольно известная в мире.

— Так, что мне сейчас нужно делать в первую очередь?

— Дать своё согласие, и выполнять рекомендации режиссёра.

— Фамилия, какая — то хрен выговоришь, я такого и не слышала. Хотя я кроме Рязанова и Меньшова никого не знаю.

— Фамилия, как фамилия, что — то с лошадью связано. Точно в переводе с иностранного языка шекель это кобыла, — сделал он вид, что вспомнил, — Наверное, у режиссера настоящая фамилия была Кобылятин, вот он взял себе звучащий псевдоним. Многие знаменитости так делают. Сама посуди, ни один кинофестиваль не отдаст лавры режиссёру с фамилией Кобылятин, Хреновин и так далее. А ещё шекелем называют израильскую валюту. Возможно твой, режиссёр еврей, и у помощника его тоже загадочная фамилия.

— Это хорошо или плохо?

— Думаю замечательно, эти люди своего не упустят. Ты попала в цвет. Будешь богатой и счастливой!

— Я тогда тебе сразу Мерседес новый возьму, и дом свой в Орехово подпишу. Сама с Янкой уеду в Ялту или Лондон. Наверное, в Ялту, в ней климат лучше. Познакомлюсь там с Софией Ротару, и другими знаменитостями. Я же буду, через год относится, к творческой элите. И вообще жизнь у моря это рай. Фрукты круглый год, Массандра ручьём льётся. И уж с такими деньгами, я себе мужа всегда куплю, а лучше ну его на фиг. Корми этого захребетника.

— Ну, ты точно тогда зазнаешься, — улыбнулся он ей.

— Только не в отношении тебя, ты мой путеводитель! Я разрешила бы тебе не работать, и кормила бы тебя с ложки до глубокой старости, лишь бы ты рядом был. Только вот мне походку, где бы отработать. Я знаю, что она у меня несуразная. Как бы они меня не забраковали с ней.

— Ничего проще нет, — заверил он её, — ходи дома по половице и вихляй задом, вот так.

И он ей удачно показал элемент походки, на парапете бассейна. После чего она не выдержала, стала повторять его уроки.

— Получается? — спросила она.

— Недельку так потренируешься, походка будет, как у Мерелин Монро.

— Что это за птица? Тоже шпионка, какая?

— До чего же ты дремучая, — удивлённо произнёс он, — не знать секс символа мирового кино, знаменитую блондинку, просто стыдно.

— Вспомнила, вспомнила, — замахала она рукой, это та, что снималась в фильме «В джазе только девушки».

— Совершенно верно, там она была восхитительна! А теперь отправляйся домой. Мне надо идти за детьми и работать с ними. Область на носу. Янку после школы гони сюда.

— Сейчас я пойду, только покажу тебе видео, которое одна девчонка моим телефоном вчера зафиксировала. И такое зверство, оказывается, происходит ежедневно. Одну девочку, в пятнадцать килограммов веса, за то, что она курила на балконе, поднял, словно бревно и со всей силы как мяч метнул на стену. Девочка после такого броска получила сотрясение мозга.

…Она включила телефон. На нём чётко было видно всех детей детского дома. Они стояли в холле на втором этаже и смотрели, как директор жестоко избивал костылём двенадцатилетнего Сашу Лютого. Избиение сопровождалось диким матом. И ни одна воспитательница не посмела заступиться за сироту.

— Да он тварь последняя, если бы я там был, руки бы переломал ему, — негодовал Сергей Сергеевич.

— Это ещё не всё, — мальчишка вчера сознание от побоев потерял, он сейчас лежит в изоляторе. Медики наши, почему молчат? Им первыми нужно бить в набат, а они бояться, что с них директор белые халатики снимет. Пускай тогда переодеваются в чёрные халаты, как у гробовщиков. Нечего позорить белый цвет, который символизирует чистоту души медиков.

Ужасы, ты какие — то рассказываешь, да так ярко, словно Цицерон, — перебил он её, — ты ничего не съела запретного случаем. У тебя речь сегодня льётся как из рога изобилия.

— Ещё не то сейчас услышишь, — выразительно подняла она руку, — только не перебивай меня. Ты многого не знаешь, и не видишь, а у меня глаза, как перископы. Посмотри, сам с женой живёт несколько лет в детском доме, занимая на втором этаже полезную площадь спортзала. Думаешь, у него квартиры нет? Есть, да ещё какая на Рождественской улице, в семнадцатом доме. Только он её за бабки сдаёт. У него в детском доме числится человек десять родни, которых в лицо никто не видал. Это дворники, уборщицы. Его жена получает ставку уборщицы спортзала, который моет раз в месяц. А положено делать влажную уборку два раза в день. Ещё она получает ставку костюмерши. А зачем здесь нужны дворники? Дети территорию вылизывают по два раза в день. Одна только сотрудница из его родни спину гнёт на гектаре садовой земли. И не известно для кого, для личной выгоды директора или для себя. И опять же если бы не дети, сад давно наверное бы завял. А спроси их, много ли им яблок, перепадает из этого сада, они покажут тебе шиш. Он на водохранилище, строит себе коттедж. Там все взрослые дети пашут на нём, за пайку. И это ни для кого секретом не является. А главное его преступление это, то, что он спит с мальчиками. Сама видела. Захожу как то утром за ключом от спортзала в летнюю дачу, а он в неглиже с двумя мальчиками спит, а на полу валяются игрушки. Панкратова в советские времена из первой школы за это выгнали, так нашлись добрые люди, пристроили его сюда. Поэтому не зря в народе молва гуляет, «Не дети такие, их делают такими те, кто приходит работать с ними». Все его безобразия я отразила на бумаге и завтра отнесу прокурору.