Владимир Козлов - Сестра Морфея

— Примерь добротную форму для себя, — сказала она, — зимой всё сгодится. Если не нравится, подбери себе, что душа желает. Тут барахла полно всякого.

Вела она себя, как хозяйка спортивного магазина.

Он сразу почувствовал, что Людмила Ивановна это помещение не хило почистила.

— И много ты отсюда товару вынесла? — спросил он.

— Ненужный инвентарь в мусор отнесла, а хороший на стеллажи уложила. Себя конечно не обошла. Но кому это нужно, проверять меня. Я лицо не материально ответственное. Пускай Роза Викторовна за всё отчитывается.

— Да ты же настоящая воровка, — ужаснулся он. — Ты понимаешь, что выкинула не списанный инвентарь. Придёт Роза Викторовна и подымет страшный шум. Тебе ключи дали, чтобы мячи волейбольные взять для работы. А ты, как гигантский пылесос всосала всё в себя. Я же помню, когда ты открыла эту каптёрку первый раз. Здесь ступить было негде, и до потолка были забиты все стеллажи. КАМАЗОМ вывозила всё? — допытывался он, — или оптовиков сюда приглашала?

Его монолог Людмилу Ивановну ни сколько не смутил. Ни один мускул не дрогнул на её лице, и она без тени смущения продолжала опираться на Розу Викторовну.

— Роза здесь работает семнадцать лет, знает, как эту головную боль снимать. А я буду прозрачна, как росинка. Здесь же почти весь инвентарь дармовой

— Имей в виду, что Роза возможно тоже не чиста на руку и запускала свою лапу в это имущество, — поучал он её. — Ты не задумывалась, с какой лёгкостью она отдала тебе ключи? Всё спишут на тебя, на ключницу. И тогда отправят тебя в тайгу лес косить или матрацы шить для своих коллег по криминалу.

— Не пугай любимый, — вырвалось у неё. — Прежде чем отсюда что — то взять, я узнала у завхоза, что буквально всё, находящееся здесь, до дорогих велосипедов не оприходовано. За этот товар деньги никто не платил. Богатые дяди и тёти привозили всё в дар.

Платон больше не стал с ней разговаривать и ушёл к себе в бассейн. А она между тем, всё — таки прислушалась к словам своего «любимого» и твёрдо зареклась, что отныне даже носка не вынесет из инвентарной комнаты. Но эта болезнь уходить с работы не пустой въелась в неё до пор кожи. Болезнь ежедневно докучала ей и, какой — то неведомый голос провокаторши, как заезжая пластинка твердил «Проверь все двери хорошо! Проверь все двери хорошо!».

Тогда она решила открыть дверь с табличкой приточной вентиляционной камеры спорткомплекса.

Её радости не было предела. Там тоже стояли стеллажи, но не с вещами, а с трёхлитровыми банками различного варенья и мёда. Она посчитала, их было ровно сто штук. Помимо этого мёд хранился ещё в одной фляге, а в двух мешках из рогожи под стеллажами она обнаружила настоящую астраханскую воблу. Всё это добро директор доверил хранить Розе Викторовне, и принадлежало это не детскому дому, а ему лично. У него была своя пасека, и мёду он выкачивал достаточно, продавая его по поддельным бумагам детскому дому. Ту же процедуру он проворачивал и с вареньем, только варенье варилось из урожая детского дома. Чего она знать не могла. А воблу он частенько ловил в Астрахани, где у него жил родной брат. Затем Людка взобралась на самый верх и обнаружила там десять ящиков шоколада и ассорти дорогих конфет.

«Всё что находиться не на складе в столовой принадлежит мне» — подумала она и с этого дня Людмила стала приходить и уходить с работы два раза в день. Создавалось впечатление, что она как стахановка работает в спортивном зале. Стахановская жилка в ней действительно присутствовала, только направление у этой жилки было не здоровое, толи она действительно была вороватой дамой, толи у неё бурно обострялась клептомания. Как бы то ни было, но за двадцать дней она приточку оголила, оставив в покое только засахаренный мёд во фляге. Никому и в голову не приходило, что её порыв к работе был связан не с тренировками, а к тому, что находилось за дверями приточки.

С некоторых пор Платон стал ощущать от Янки и Людмилы Ивановны рыбный душок. Но еда едой, а душа, то просит всё равно что — то вынести с территории детского дома. Она уже по своему «профессиональному статусу» обогнала Богдадского вора. Она крала всё, что попадало под руку и после кражи её щёки не покрывались румянцем. Людмиле Ивановне, краснеть было не за что, считая, что вокруг неё всё колхозное и значит всё её. Оставил мальчик новые тапочки в бассейне, значит, распростился с ними. Людмила Ивановна без примерки спрятала их в сумку. Мягкая игрушка, имеющая приличный вид, бесхозно лежащая на диване в вестибюле, или каком другом месте перебазировалась тоже в её сумку. Медали и кубки, завоёванные детьми в спорте или в творческих конкурсах, украшавшие стены и стенды коридоров, начали постепенно и бесследно исчезать. Воришек поймать не удалось. Грешили на студентов, которые жили при гостинице детского дома, дожидаясь своего жилья. Но эту версию отмели быстро, так — как в июле и августе они отдыхали в станице Каневской, а стены с каждым днём лишались по одному — два экземпляра. Тогда решили по коридорам поставить камеры наружного наблюдения. Один Сергей Сергеевич догадывался, чьих это рук дело, так — как Людмила не обошла вниманием и его сейф, где хранились у него личные вещи. Запирал он его только тогда, когда уходил на выходные. Пропажу он обнаружил на следующий день в её кабинете. Вещи она похитила, не ценные, но ежедневно нужные, это специальные ножницы для обрезания накладок и банка шведского клея Ультра.