Валерий Белкин - Страх

– 19, а что?

– В таком возрасте и хозяин жизни.

– Да, не то, что я. Ненавижу генетику…

В середине сентября их пригласили в гости семья Шульц, Иоханна и Вальтер. Вильгельм и удивился, и обрадовался. Удивился потому, что эти хорошие люди наконец-то напомнили о себе.

Пять лет назад они покинули Берлин, выехали в Лейпциг укреплять католическую общину, изредка звонили на Пасху да на Рождество. Затем звонки следовали из Италии, Литвы, России. Дом оставили на старшего сына, владельца мастерской по ремонту машин. Жена Вильгельма сомневалась долгое время в том, что это был добровольный отъезд. Наверняка, решила местная церковь послать глубоко верующих послушных прихожан на довольно сложную миссию. Вернулись, как стало понятно из телефонного разговора, неделю назад. Первыми из берлинских знакомых хотели видеть Вильгельма с женой.

И радость его была объяснима.

С первой же встречи около десяти лет назад между ними установились родственные связи, при которых невозможно солгать, сфальшивить, слукавить. Они были старше, имели троих взрослых детей. Положение в обществе, как, смеясь, утверждал Вальтер, безукоризненное. Круг знакомых и друзей был от Италии до немецкого городка Цвохау, в их доме зачастую останавливались видные церковные служащие. Но не это привлекало Вильгельма. Находясь с ними, он чувствовал себя в безопасности. Ему потакали, он мог быть там откровенно беззащитным, спрашивать и спрашивать, не будучи при этом осужденным или осмеянным в невежестве.

Вечером в субботу к Шульцам отправились на автобусе, возвращаться после выпитого будет не так хлопотно.

Те расположились в саду. Вильгельм с женой и с сыном вошли, поздоровались, обнялись, расцеловались, сели. За столом растроганно оглядели друг друга. У Вальтера плоский ранее живот преобразился в выпуклый шар, он обвинял в этом Иоханну. которая готовит прекрасные пироги по-русски. Отпустил бороду, лысина стала еще более блестящей. Иоханна не изменилась, прибавились лишь седые волосы, которые она демонстративно не красила. Затем разом заговорили о том, что делали, чего достигли, чем довольны, чем недовольны. Их сын Штефан с незнакомой им девушкой неслышно, как и раньше, по-хозяйски уносили, расставляли угощения. Пахло ягодой, неясно какой, но вкусной. И Вильгельм легко погрузился в свой поток мыслей, но не забывал восторженно отвечать или весело смеяться со всеми.

Уже сидели за десертом, Вальтер встал и пригласил всех поблагодарить Бога, ибо Штефан сочетается вскоре с Ханной, показал на девушку. Вильгельм обиженно вскричал:

– Что же ты не сказал! Я бы принес что-нибудь русское в подарок!

– У нас столько русского! Ты сам подарок!

– Да, я знаю, – гордо произнесла жена и поцеловала мужа.

И беседа продолжалась уже о любви, о течении жизни, о ее превратностях и радостях. И Вальтер поведал грустную историю.

В России один молодой человек Виктор испытывал страх перед едой. Он отказывался почти от всей пищи, утверждая, что от нее лишь страшные боли в кишечнике. Врачи были бессильны. Он весил сорок девять килограмм, когда встретились.

– Я понял: боли его от страха, от мыслей о страхе. Боялся работы, любил и боялся, был хирург, боялся смерти пациентов на столе. Посоветовал ежедневно обращаться к Господу нашему с молитвой: «Помоги мне, Боже, забери у меня мой страх, отдаю я тебе его».

– И помогло? – недоверчиво спросил Грегор.

– Да, да! – Вальтер подошел и положил руки ему на плечи.

– Ах, Вальтер, это не совсем так, – мягко перебила мужа Иоханна.

– Iochanna, ich bitte sehr!

– Он это рассказывает уже не в первый раз, а состояние Виктора не изменилось, и ты не хочешь это признать.

– Неправда, страх выворачивал его наизнанку. А потом он изменился, я видел.

– В чем ты это видел?

– Хоть и нечасто мы с ним сталкивались, но он всегда с уважением рассказывал мне, как ему полегчало.

– Ах, Вальтер, Виктор интеллигентный русский мальчик, очень чуткий к людям, не хотел тебя расстраивать.

– Но ведь он поправлялся или нет?!

– Я думаю, это медикаменты или простой самогипноз, самовнушение, – вновь вмешался Грегор.

– Страх – это голос совести, она сигнализирует человеку болью в душе, – Вальтер увлекся, но Грегор не отставал.

– Что любопытно, у мартышек отсутствует часть мозга, отвечающая за совесть. Вот счастливые… – растерянно замолчал, не зная, какое слово подобрать – «люди» к мартышкам не подходило.

Вильгельм удивился – давно не видел, как может краснеть жена: со лба медленно к подбородку, поспешил на помощь.