— Историю и языки.
— Пражанин?
— Это ничему не мешает.
Она засмеялась.
— Я из Гумпольца. Ужасная дыра. Наверно, тут останусь.
— Прекрасно.
— В каком смысле?
— В том смысле, что тебе здесь нравится.
— Понятно.
Она умолкла и посмотрела на меня сквозь дым сигареты.
Потом спросила:
— Я полагаю, твоя девушка тоже учит историю?
Спросила, предварительно составив в голове целую фразу.
Мне было безразлично, что я буду отвечать Голубовой.
— У меня нет девушки, — ответил я и улыбнулся.
— Как? Вообще?
Ей захотелось меня высмеять.
— Чем это объясняется?
— Не знаю.
— А если вспомнить?
Я принялся рассказывать историйку о девушке из обеспеченной семьи, родители которой запретили со мной встречаться. Должно быть, Голубова мне поверила: выразила порицание девушке.
— Я никогда бы их не стала слушать. В эти вопросы никому не позволяю соваться.
Потом девчонка, которая до сих пор молчала, сказала, что на день рождения соседки приедет завтра Кая Шимонек. И тут же объявила, что Кая уже давно встречается с Валашковой.
— Держите меня! — сказала та, что была в свитере. — С Валашковой я год жила на одном этаже. Сверхреактивная девчонка. Весной она должна окончить. Под Новый год приволокла веревочную лестницу и отдавала напрокат за десять крон девчонкам, которые встречались с мальчиками. Денег настреляла!.. Потом был пожар и лестница спасла целый блок.
— Где был пожар? — зевнул Сид.
— Спи! — сказала Голубова и натянула халат на коленки.
— Тебе все надо! — отрезал Сид и посмотрел на меня. — Дай и мне сигарету. Сегодня тут ни у кого нет даже покурить.
— Тяжелый случай, — сказала Ладена и перевернула кассету.
Никто ей не ответил.
Но Сид, взяв сигарету, пересел на радиатор, к Ладене, и поймал ее руку. Стал что-то говорить шепотом, и Ладена этому смеялась. Потом сказал громко:
— Если был дерзок, прости!
Я сидел как побитый.
Девчонка, на дальнем конце дивана, заявила:
— Что вы себе, ребята, думаете? Вы думаете, мы не пропускаем ни единой лекции, и у нас должны быть все конспекты…
Не знаю, кому это адресовалось, и мне это было безразлично.
Ладену между тем позвали к телефону…
К счастью, через полчаса мы отвалили — после того, как Сид сказал, что мальчики уже наверняка в «Избушке».
«Избушка» была студенческая забегаловка, куда ходили главным образом общежитские. Официант там без конца ворчал. Мальчики действительно там были. Сидели за двумя столами и имели при себе гитары.
Из общежития мы вышли всем гуртом, Семицкий взял Ладену под руку, а я шел где-то сзади и молчал. Перед отходом я пытался у Ладены выяснить, найдет ли она для меня минутку, надо ли мне идти с ними и вообще есть ли во всем этом смысл. Ладена сказала только:
— В «Избушке» в общем-то не так уж плохо…
Я не ответил — многозначительно посмотрел ей в глаза:
— Тебе, наверно, это лучше знать…
Она чуть потрепала меня по щеке:
— Еще бы!
— Ты не рисуешься?
— Зачем же?
Я видел, что она мне мстит.
За моих родителей, за то, что несколько дней не звонил, что малодушно от всего сбежал.
— Со мной эти бумаги… то, что надо для развода.
Я стоял против нее, опустив руки в карманы, и пальцами мял эти самые бумаги.
— Ты выбрал исключительно удачную минуту. Наиболее подходящую!
Она оглянулась.
— Мне надо переодеться, миленький. Иди вперед. Я догоню вас.
Я мог бы выдержать характер и пойти домой, но мне хотелось быть там, где Ладена. И хотелось чего-нибудь выпить. И Ладена была моя жена. Встреча с ней напомнила, что существует Рихард, а теперь еще — Семицкий. И вдобавок девчонки — недоумевающие, смазливые, готовые молоть всякий вздор соседки по общежитию.
Не знаю почему, но та, что была в свитере, решила, что из нас с Голубой выйдет неплохая парочка. Устроила так, что Голуба оказалась со мной рядом за столом.
Как только мы выпили пива и мальчики взяли гитары, Голуба повернула ко мне стул и начала рассказывать. Я зажигал ей сигарету за сигаретой — при четвертой она мне призналась, что один парень из Гумпольца регулярно ей пишет, но что из этого все равно ничего не получится, потому что теперь у нее уже правда нет времени отвечать ему каждую неделю. При свете лампы стало видно, что у нее не только хорошие волосы, но и дивные черные очи, горящие чудным блеском, и я подумал, что, быть может, надо отнестись к ней более внимательно, но слишком много в тот момент было других и явно отвлекающих вещей.
Читать дальше