— А у тебя их много?
— Три.
— Ну-у, мало… — сказала она и пошла заваривать чай.
Настала вынужденная пауза.
«Хватил, кажется, немного через край», — подумал я. Всегда я так: если не выпью чего-нибудь очень возбуждающего — не могу выдать ни одной идеи и выгляжу полнейшим дураком. Девчонки от меня не очень-то теряли голову — и почему мне ждать этого от Ладены? Конечно, она что-то от меня скрывает. Наверно, поругалась с хахалем и хочет подложить ему свинью. Не трудно было сообразить, что эти ноги, как у манекенщицы, и эти крепкие бока не долго пропадали втуне. Я неожиданно опрокинул в себя полную рюмку и поставил ее на стол. Ладена все еще заваривала чай. Я разозлился и решил действовать. Женщине сразу надо преподать урок. Это сказал мне Колман и подвел под это теоретическое обоснование. Она, если угодно, ждет этого урока, потому что до самой той минуты, пока его не получит, прикидывает, соображает, комбинирует, как тебя окрутить. В конечном счете ты ей только помогаешь. Она по-своему тебе даже благодарна, если считать, что женщина способна на такое чувство.
— Где дед твой держит сахар, Алеш?
Мы стояли лицом к лицу на середине кухни.
Ладена с полной горячей чашкой чая, я — полный неожиданных отчаянных идей.
— Ладена! Тебе ясно, что ты остаешься в этом доме до утра? — сказал я решительно.
Она прижала холодный нос к моему нахмуренному лбу и произнесла в сантиметре от моих губ:
— Ясно не ясно, а другого выхода у меня, кажется, нет.
Я ничего не понял и поторопился замять эту тему. «Не надо спешить, — сказал я себе, — пускай события развиваются естественным порядком».
И дал ей сахар и лимон.
Потом сделал еще одну попытку:
— Ты где хочешь спать? У деда в комнате или наверху?
— Мне все равно. Ты думаешь, где будет теплее?
Осечка. Девочка была о’кэй.
Я сказал, что пластинки можем послушать наверху, чего-нибудь еще там выпьем, а потом внизу залезем под перину.
Погасил всюду свет (зажег только ночник и сунул его под стол), пустил долгоиграющую с Надей Урбанковой — недавно купленную пластинку, которой я гордился, — навалил на кровать подушек и, подождав, пока Ладена сядет, стал ерзать рукой по ее спине.
Ладена замерла, откинув голову мне на плечо, и прикрыла глаза. Когда я шевельнулся, чтоб поправить подушку, голова ее чуть не скатилась.
— Ты что, Ладена?! — повернулся я всем корпусом.
— Ничего, — слабо улыбнулась она. — Ты можешь дать мне еще чаю, Алеш?
Она взглянула на меня опять, увидела мои оторопелые глаза, забилась в уголок кровати и оттуда сказала:
— Со мной ужасно весело… Я иногда сама себе противна.
— Сколько ты этих чаёв пьешь за вечер? Есть у тебя какая-нибудь норма? — сказал я неприятным голосом.
Она обвила руками поджатые колени и подняла на меня сонные глаза:
— Я знаю, у тебя было обо мне другое мнение…
— Какое?
Она молчала.
Я возвратился к ней и тихо произнес:
— Я тебе чем-то неприятен?
— Нет. Это нет. Я с самого утра глотаю аспирин. Наверное, у меня температура, я просто не решалась тебе сказать. Есть у вас градусник?
На градуснике оказалось тридцать восемь. Я посмотрел на Ладену.
— Я поеду домой, — сказала она. — Это глупо, но ведь так может произойти со всяким.
Она говорила быстро и не глядя на меня. При этом вид имела такой беззащитный, что меня это умилило.
— С ума сошла! Ты знаешь, сколько времени? И в такой дождь!.. — загорячился я.
— Нет, Алеш, нет. Я сама себе противна. Раз уж я заболела, надо быть одной.
— Бабские разговоры! — оборвал я.
Потом решительно сказал:
— Сейчас получаешь у меня теплый халат, сую тебя под перину, набрасываю стеганое одеяло и начинаю поить шиповником. Немедленно!
Стремительность моего натиска обезоружила Ладену. Она какое-то мгновение колебалась. Но я, взяв в одну руку одеяло, другой уже тянул ее в комнату деда.
Остановившись около кровати, она беспомощно огляделась.
Я понял.
— Пошел заваривать шиповник — когда приду, чтоб ты была под одеялом!
И я, погладив ее по щеке, тихонько улыбнулся. В дверях спросил еще:
— Радио принести?
Ладена покрутила головой.
— Ты расскажи мне что-нибудь о деде… у меня лично никогда не было родственников…
— Сначала примешь две таблетки аспирина.
— Я без конца его сегодня принимаю, — сказала она.
Покорно села на постели и поджала ноги.
Я затворился в кухне, включил плиту и пошел доставать шиповник и брать сахар. В голове был полный ералаш — я самому себе начал казаться ненормальным. Кроме того, ужасно злило, что я усложняю жизнь. Дня через два так или иначе разойдемся, а вспоминаться потом будет что-то вымученное и бездарное. Я закурил, пока грелась вода, и снова начал думать, стоит ли все, что, возможно, и произойдет, таких усилий. Но только и вошел в комнату деда, как позабыл о всех своих сомнениях. Ладена нежно улыбнулась мне с подушки, притиснула горячую ладонь к моим губам — знак благодарности, воспринятый с невозмутимостью хозяина и повелителя. И был я в тот момент ужасно горд своей решимостью.
Читать дальше