Мирослав Рафай - Современная чехословацкая повесть. 70-е годы

Тут я был прав, и мама это понимала. Она еще попросила дать о себе знать завтра, главным образом из-за отца, и поинтересовалась, откуда я звоню.

Я сказал, что мы все готовимся у Лади в общежитии, но после девяти нас будут выгонять, и мы оттуда двинем прямо к деду. Добавил две-три фразы и повесил трубку. Что делать! Ложь была необходима, когда-нибудь я расскажу маме всю правду. С минуту я еще успокаивал свою совесть. Потом сомнамбулической походочкой блаженного вернулся к столику и, взяв Ладену за руки, зычно провозгласил:

— Ставим последнюю пластинку — и айда!

Она пожала плечами и закашлялась.

— Это от холодной содовой, — заметил я, когда она уткнула нос в платочек.

Запястья у нее были детские, гладкие и худенькие.

— Куда ты хочешь идти?

— Это зависит от тебя, — сказал я. — Если ты не собираешься поужинать с кем-нибудь другим, то у меня есть несколько предложений.

— Я не собираюсь ни с кем ужинать, потому что у меня течет из носа и стынут ноги. И я считаю просто безобразием, что это происходит в день нашего знакомства, — сказала она и склонилась над сумочкой.

А я в эту минуту, сам того не ожидая, наклонился и поцеловал ее в голову, будто поставил точку в конце фразы.

Ладена тряхнула своей рыжей гривой:

— Кому ты звонил?

— Маме. Все уже устроено…

— Что устроено?

Я посмотрел на нее и сказал:

— Завтра пятница, а в пятницу, насколько мне известно, в институт ты не идешь — вот, исходя из этого, я все устроил.

— Слушай, ты меня не разыгрывай! — нахмурилась Ладена. — Дома у меня — недочитанная Дурасова, а Вишня приготовила спагетти.

— Надо ей позвонить, это элементарно, — сказал я. — Молодежь все может понять.

— Что она должна понять?

— Изменившуюся политическую обстановку, мерзлячка. Сообщи ей, что сегодня вечером ты должна продолжить со мной затянувшийся интимный разговор.

Вместо ответа она вытащила зеркальце. Молча, несколькими взмахами напудрила нос и протянула мне гардеробный номер. Пока я брал пальто, Ладена звонила по телефону. Я накинул полушубок и подошел поближе к аппарату.

Ладена была теперь в новом амплуа. Я слышал, как она морочит Вишне голову:

— …сегодня, Аль, кровать будет свободна — так что если кому понадобится… Ясно… Я с Гонзой Надворником. Знаешь, который играет в «Молодежном»?..

Я повернулся спиной к телефону, пошел обратно к вешалке и стал смеяться.

И смеялся еще и тогда, когда подавал Ладене пальто.

— В чем дело? — подняла она брови.

И у нее в лице была бесшабашная веселость, будившая во мне определенные воспоминания.

Вместо ответа я обхватил ее рукой за талию, стиснул покрепче, так мы вышли в ночь.

Довольно долго мы шли молча. Я намеренно повел Ладену через Кампу. В парке тянуло мокрой травой. Палые листья, проржавевшие, затоптанные, слепившись, лежали между опустелыми скамьями, как грустное приветствие ушедшего года. Слабая, но холодная морось студила мне голову, и стало вдруг приятно держать Ладену за руку, слышать звук наших шагов и смотреть через голые ветки на дальний берег, который был мне очень хорошо знаком. Была в этих местах плотина… Она всегда вот так шумела по ночам. За несколько дней до выпускных экзаменов три года назад здесь утонул один парнишка. Я видел, как его искали на лодках, и все говорили, что он прекрасно управлялся с байдаркой. Думает ли кто-нибудь о нем, как я, когда иду мимо плотины? Больше всего я думал о нем сегодня утром, но страх перед Ондроушеком давно рассеялся. Прошло каких-то несколько часов — а по спине уже не бегают мурашки, и хорошо мне, как до этого еще не бывало. Все потому, что я раз в жизни проявил отвагу. Сделав такое заключение, я начал снова думать о Ладене и в тихом парке под далекое гуденье города представил, как мы с ней заказываем карточку: Алеш Соботка с супругой Ладеной сообщают… Потом стал рисовать себе вечер, который меня ждет, и Ладена казалась мне не похожей ни на одну из девчонок, которых я знал. А от этого было тревожно, потому что я ни в чем не был уверен — даже не знал, найдется ли у деда кусок порядочного мыла и зубная щетка для Ладены. Она закашлялась, и я к ней повернулся с видом человека, в чем-то уличенного. Ладена зябко ежилась в своем пальто, волосы намокли, руки закоченели. И я ей предложил выпить кофе в забегаловке на Малой Стране, а после девяти ехать наверх.

— Куда наверх? — спросила она, и в голосе ее была скорее покорность, чем любопытство.