Ян Костргун - Чехословацкая повесть. 70-е — 80-е годы

Но может возникнуть вопрос: а где же здесь положительный герой? А у Ильфа с Петровым он был? Положительным героем станет тот читатель, который правильно поймет мою историю и тем самым возвысится над ней. Возвысится над людьми, подобными героям книги, если сумеет разглядеть их в жизни.

Автор

Пасмурное утро приносит искусному фотографу Гуштафику подлинное удовлетворение. Вот, полюбуйтесь, действительность снова приспособилась к его художественному ви́дению! Перспектива серых и расплывчатых силуэтов улиц поразительно похожа на технически несовершенные моментальные снимки из периодики, отступающие сумерки и туман играют ту же роль, что и сетка клише. Истый фотограф Гуштафик следит за заграничными журналам и уверен, что с легкостью может добиться того же эффекта: он натирает линзу аппарата разными мазями и эмульсиями, держит негативы в растворах разной температуры. А фотоувеличитель? Он просто над ним колдует. Но, как ни бейся, ему не часто удается с контрастного негатива сделать позитив цвета, так сказать, снежной каши под колесами машин. Такой, что хоть сразу вставляй в паспарту и посылай на конкурс. Но сейчас — вот оно, это утро, оно подтверждает жизненность и правильность его поэтического принципа видения мира. Не хватает только текста под снимком, чтобы каждый знал, с чем имеет дело. А придумать такой текст иногда ох как непросто. Ну, к примеру, не у каждого хватит фантазии назвать это утро «из цикла „Метаморфозы горизонталей IV“». А мы — да, мы можем. Впрочем, как знать, не говорит ли в нас зависть.

Схватка ночи с днем еще не решена, хотя, сдается, день в лучшей форме и незаметно приобретает территориальное преимущество. Это момент неопределенный, которым легко злоупотребить. Им начинаются будничные киноистории из жизни английских безработных и дешевые, но тем более захватывающие авантюры их беспринципных соотечественников-гангстеров из лондонского преступного мира. К счастью, у нас нет ни тех, ни других, но тем больше мук писателю, решившему придумать что-нибудь увлекательное.

Из парков возвращаются первые унылые владельцы выгулянных псов. Они попались на удочку собственным деткам, уступили их мольбам купить вот такого, малюсенького щеночка. Сейчас, окутанные ночным туманом, как баржи на Дунае, они бороздят улицы, тщетно ломая себе голову над проблемой, кому бы подсунуть песика на время отпуска в Болгарии. Даже странно, почему на перекрестке они не дают пронзительного гудка причаливающих кораблей.

Из окна второго этажа им на головы вытряхивает пыль из тряпья цвета плесени гражданка, одна улыбка которой могла бы гарантировать ей почетное членство в Союзе злыдней. Ее котяра, демонстративно умывающийся на подоконнике соседнего окна, служил бы в этом же Союзе по крайней мере на должности секретаря или референта по вопросам культуры. Он только что позавтракал сырой печенкой и презирает нас, презирает все, он нигилист, а попросту — кот.

Первая атака на молочную позади, схлынул поток женщин в бигуди, шелковых халатах и теплых домашних туфлях с помпончиками; теперь, сжимая в потных кулачках смятые бумажки со списком покупок, спешат дети с таким сознанием важности порученного дела, что у них трясутся головенки на тоненьких шейках. Продавщица уже оповестила всех знакомых, что какой-то пьяница снова утащил из ящика перед входом не меньше шести рогаликов. Вскорости начнут появляться запыхавшиеся секретарши: эти просят слойку и йогурт для себя и по счету смолоть кофе.

Не пытайся, глядя на пешеходов главной улицы, быть физиономистом! Если ты, к примеру, убежден, что вот этот — типичный бюрократ, то вскоре тебе придется разувериться в своей проницательности. Все что-то бормочут или насвистывают под аккомпанемент трамвайных звонков и гудков автомобилей. Громадная дыхательная машина под асфальтом города работает вовсю.

Вдоль улицы шеренгой шагают мусорщики, спереди на тележках у них прикреплены букетики живых цветов — вклад их начальника в компанию «За самый красивый город». Их обгоняет грузовик с ракетой — огромной вращающейся мешалкой на хребте, он ставит на дорогу знаки бетонными лепехами: шлеп, шлеп.

Мимо промчалась «Татра-603», из которой выглядывают улыбающиеся физиономии, явно в предчувствии приятной командировки. Но машина дальше перекрестка не доезжает, там ей уже улыбается милиционер в накрахмаленных белых крагах и бодро спрашивает: