Сергей Телевной - Я - не заморыш!

.Плыл я в трамвае, покачиваясь, и понимал: ту лужу безденежья, кото­рая еще с раннего моего детства чавкает у нас в поселке под ногами и рисо­валась в стиле фэнтези, надо. замостить тротуарной плиткой, как в Перми. Вот и все — очень просто!

Трамвай постукивал на стыках, за окнами возникали фантастические кар­тины мегаполиса: театр, фонтаны, памятники, зеркальные небоскребы. Для меня все, что выше третьего этажа, — уже небоскреб. Супер! Короче, меня этот город покорил — Пермь Великая!

Я взглянул на маму, пытаясь найти понимание. Она была поглощена чем- то своим и прислушивалась к названиям остановок. Ну да, конечно, она же не просто катается в трамвае, а едет к тяжелобольному моему отцу. И меня мысли вернули к отцу.

Да. Его этот огромный город не баловал. Скорее наоборот — постоян­ные проблемы с работой, с жильем, со здоровьем. Я почему-то подумал: вот если бы у меня родился младший брат, если б родители не разошлись, мы бы вчетвером жили в Перми. И аварии с отцом, скорее всего, не случилось. Вообще у нас бы судьба — другая — не когтистая злая тетка. А так имеем, что имеем. Каждый — по отдельности.

Я не то чтобы обиделся на мегаполис за отца, но удивился: почему все так несправедливо? Кто-то в роскошных иномарках и в небоскребах, а кто-то совсем безлошадный и в общагах да съемных каморках? И тут мне стало как- то обидно за мой маленький несуразный поселок Лесостепной. Там и леса-то нет, кроме выгоревшей лесополосы, и степь сильно уж суховейная, и всего несколько трехэтажек. Какое-то несправедливое распределение. Это что же, я его, мой поселок, выходит, предаю? Что, измена родине? Хотя Пермь, конечно, супер!

— Константинович, выходи, — толкнула меня мама. — Сейчас надо пере­сесть на автобус.

Мы попали в час пик — все ехали с работы. Народу тьма. Много очень красивых девчонок. В голове закрутилось дурацкое:

Девочки и мальчики,

Дуры и обманщики.

Пока ждали автобус, я пытался этих девчонок сравнивать с Ленкой, Маленькой Эротикой (из нашего вагона) и Маришкой. Мысленно становился радом с каждой. А что, при моих ста восьмидесяти сам вполне. Ну, синяк, который еще не сошел, не в счет. Я быстро запутался с этими девчонками, потому что они, заразы, все разные, и каждая мне нравилась. Наверное, я гиперозабоченный. Я же и по рождению — гиперактивный кесаренок.

Толпа занесла нас с несуразными баулами в автобус. Езда быстро утряс­ла пассажиров, прижав меня к окну. Я чуть не потерял черные очки, при­шлось снять. Переезжали через Каму, которая впадает. в Каспийское море. Я улыбнулся своим тайным знаниям. А за окном взметнулся нереальный лес — сосновый бор, как я понял из разговоров местных. Тут вспомнились мне посаженные в ящике на нашем подоконнике грецкие орехи. Интересно, будет с них толк? Про «рощу Кирилла», глядя на сосновый бор, мне даже смешно было думать. Смешно и обидно, почему-то.

Еще препятствие перед встречей с отцом

Приехали в больницу, которая почему-то называется медсанчасть, уже к вечеру. Охранник на проходной, весь в черном, как какой-то супергерой, стро­го объяснил, что доступ посетителям закрыт, начальство ушло. Есть только дежурные врачи.

— Но мы три тысячи километров добирались сюда! Нам надо увидеть больного!

— Завтра все решите, — сказал охранник, отвернулся и начал есть из какой-то мисочки лапшу быстрого приготовления. По-нашему — бич-пакеты. Как-то он со своей лапшой перестал казаться мне супергероем.

— А как же нам быть? — не отставала мама. — Как связаться с дежурным врачом?

— Это не ко мне. Я же не служба спасения.

Я злился на охранника и думал: как прорваться через проходную? Про­сто перепрыгнуть через турникет и рвануть к больничному корпусу? Может, плеснуть ему лапшой в физиономию? Дурацкие, конечно, мысли. Или попро­бовать что-то подипломатичнее?

— Дяденька, — обратился я к охраннику, — у вас отец есть?

— Ну, допустим.— перестал жевать охранник и настороженно посмо­трел на меня.

— А если б он лежал тяжелобольным, вы бы как поступили?

Я сам не ожидал от себя такой наглости, но вопрос был задан. Охранник встал, повернулся всем корпусом ко мне, очень внимательно изучил мою физиономию и сказал:

— С таким фингалом к отцу я бы не пошел. — И пояснил: — Потому что еще бы получил от него.

— За что? — удивился я.

— Мой отец так рассуждал: если не можешь постоять за себя, значит, ходи с вечными синяками...

Мне стало обидно за себя, и я выпалил:

— Мы с Амбалом махались! Он такой бык! — Но на «бич-пакет», как я окрестил охранника, это не произвело впечатления. Он продолжил хлебать лапшу.