Аркадий Лапидус - Любимец Израиля. Повести веселеньких лет

Наконец Гринкевич в очередной раз пригласил меня к себе домой, где мы в целях конспирации проводили все обсуждения и вырабатывали дальнейшую тактику.

– Всё! – сказал он. – Надо признать, – Эстрин победил. То ли в этом облсофпросе, райкоме партии и на заводе у всех руководителей рыльце в одном пушку и потому они душой и всем телом на стороне Эстрина и Бахтубаева, то ли среди шизофреников гении действительно не редкость. Надо искать работу! Я тебе предлагаю…

– Подожди, Николай Николаевич, – говорю я. – А что, если припугнуть Эстрина моим тестем?

– Как это?

– Просто! Он позвонит, пригрозит Эстрину проверкой и баста!

– Какой проверкой? – недоумевает Гринкевич.

– Ну, он работает начальником городского отдела БХСС. Ну, по борьбе с разными хищениями. Он полковник милиции.

– Что ж ты молчал? Что ж это?.. Ох! Ох! Ох!..

Плечи Гринкевича затряслись и он, закрыв сильно побагровевшее лицо руками, начал клониться к столу.

– Рая! Раечка! – заорал я.

Вбежала Рая, и, в панике отрывая руки Гринкевича, тоже заголосила:

– Коля! Коля! Коля!..

– Скажи быстро триста тридцать три, сжимая зубы! – профессионально затараторил я.

– Триста тридцать три, идиот! – очень чётко пробасил Гринкевич и, отстранив Раю, смахнул с глаз слёзы радости.

– Слава Богу! Не инсульт! – облегчённо вздохнул я.

Через три дня Эстрин уволился по собственному желанию…

Склока не оставляет белых и пушистых – все остаются измазанными грязью или чем похуже. И отмыться практически невозможно. Тем более что кроме Эстрина мы нажили ещё более опасного врага в лице всё того же завкома Бахтубаева. Он теперь следил за нами как профессиональный сыщик и копил даже самые мелкие аргументы, чтобы избавиться от нас. Тем более что появившаяся тень моего милицейского тестя тоже не очень его грела. Поэтому, вслед за уходом Эстрина и мы с Гринкевичем начали потихонечку отчаливать.

Николаю Николаевичу дали в оперном театре должность заведующего литературной частью, а я перешёл в Дом пионеров Калининского района на должность руководителя драматической студии. Причём директор Дома пионеров вначале посадила меня в жюри смотра художественной самодеятельности и, нарушая все финансовые нормы, заплатила то ли три, то ли четыре ставки за две недели.

Жена сразу сказала:

– Это хорошее место!

Ну, место не место, но дров я в этом жюри сразу наломал кучу.

В нашем районе в это время было семь или восемь школ с уже много лет радостно живущими драмкружками. И три или четыре кружка я сразу угробил. Хорошо, что ещё вовремя опомнился, а то бы и остальные попередохли.

– Ну, – говорил я, когда мне давали слово. – Что ж вы так неаккуратно с материалом? Где сверхзадача, сквозное действие, кульминация, ансамблевость? Что это за беспредметная беготня по сцене? Где система Станиславского и Немировича? Ну и сцен речь – ни в какие ворота! Что они там жуют? На каком языке? Откуда такая элементарная безграмотность? Кто руководитель? Ага, – преподаватель по литературе с двадцатилетним стажем! Похвально конечно, но рекомендую прочесть для начала Константина Сергеевича "Работа актёра над собой"…

И сыпал и сыпал в том же духе. Причём совсем не для того, чтобы унизить. Я свято верил, что делаю доброе дело – даю верный курс и рекомендации. Я был фатально убеждён, что только критика двигает прогресс. И мне очень хотелось всё улучшить.

Ребята и их педагоги с горящими глазами садились перед комиссией, и я тут же начинал сверкать им навстречу своим молодым профессионализмом.

Глаза тухли, наливались слезами, но авторитет мой рос.

А коллективы дохли!..

Ну, это как всегда у нас – кто кричит громче всех и авторитетней, да ещё и сыпет цитатами, тот и умница.

Дали мне полторы ставки и прикрепили к семьдесят третьей школе, где ещё какие-то часы добавили. Но главное – там была хоть и маленькая, но сцена. А в Доме пионеров, который за его микроскопическую величину, но очень тёплую атмосферу называли ласково «домиком», не то что сцены, а даже туалета приличного не было.

Подумал я, подумал и начал распахивать самую коварную и опасную, но ходовую и эффектную целину – юмор и сатиру! По образцу театра миниатюр. Сначала по готовым сценариям, а потом и самому чиркать пришлось. Потому, что кроме четырёх сценок "Пионерского фитиля" и двух-трёх миниатюр из журнала «Вожатый» ничего приличного для постановок нигде не было. Да и те были написаны, видимо под большим партийно-профсоюзным давлением, так как на первые четыре малюсенькие сценки было четыре самых крутых в Союзе авторов юмористов-сатириков – Курляндский, Успенский, Хайт и ещё кто-то.