Фэнни Флэгг - О чем весь город говорит

А надгробия! Раньше на них высекали масонский знак или какую-нибудь армейскую эмблему, но с каких это пор, скажите на милость, грузовая фура или мотоцикл считаются приличной надгробной гравировкой? Теперь никаких правил, каждый – кто во что горазд. Тут скамейка, здесь какой-то шар, а там сияющая черная стела соседствует со скромным бетонным памятником двадцатых годов. Все равно что «Макдоналдс» рядом с красивым домиком.

Вовсе не сноб, Норма понимала, что у всех разный уровень культуры, но в мире, который телевидение неустанно пичкало всяческим безобразием, с каждым днем все меньше хоть какого-то подобия благопристойности. Даже это убежище тишины, покоя и красоты стало совсем другим. И что тут поделаешь? Дошло до того, что некоторые уже ставят надгробия с портретом усопшего. Жутковато идти меж могил, с которых тебе улыбаются покойники. Это ведь надо умудриться выбрать фотографию, которая тебя увековечит.

А надпись на памятнике Гарольда Уиглера – это вообще что-то с чем-то: «Ну и темнотища здесь. Эй, кто-нибудь, включите свет». Так ужасно, даже думать об этом не хочется. Норма всегда старалась не проходить через двенадцатый ряд. Надпись отнюдь не забавная. Смерть – не шутка, а тут и шутка-то не смешная.

Навестив родителей, Норма забрала Сонни, попрощалась с тетей Элнер и поехала обратно в город.

После ее ухода Элнер поделилась со своей соседкой Руби Робинсон:

– Сонни мой хорош, правда?

– Наверное, если ты кошатница. Как мило, что Норма не забыла про твой день рождения, да?

– Умничка.

– Она и впрямь по тебе скучает.

– А я – по ней. Славная девочка. Но, как ни старается, нервишки, бывает, ее подводят.

– И не говори. По-моему, она из тех, кому всегда поможет капелька спиртного.

Как и предрекала Руби, на «Тихие луга» Тотт Вутен прибыла почти следом за ней. Едва мисс Бимер ее поприветствовала, как раздался молодой сочный голос:

– Привет, Тотт! Это я, твоя мама.

– Мама, ты? – опешила Тотт.

– Да, милая, я.

– И ты меня узнаешь?

– Конечно.

– А как же твой Альцгеймер?

– Больше нету… Сразу после смерти разум ко мне вернулся. Теперь, как в старые добрые времена, мы будем вместе.

Тотт даже не мечтала когда-нибудь свидеться с матерью, а уж тем более застать ее в здравом уме. Последние шестнадцать лет жизни та ее не узнавала.

Затем Тотт поздоровалась с дедом и бабушкой, со старыми соседями и многочисленными клиентками салона красоты.

– Готова спорить, ты не страдаешь от того, что не надо каждый день тащиться на работу, – сказала Вербена. – А, Тотт?

– Уж точно, дорогуша, – ответила Тотт и повернулась к Элнер: – Как подумаю, что больше не придется начесывать чью-то башку, от радости хочется скакать.

– Здесь тебе понравится, – вмешалась Руби. – Только представь: все волнения позади, ни горестей, ни забот. Отныне ты в спокойном плавании.

– Ну, значит, ура. Вот озолоти меня, я бы не хотела воскреснуть. А ты, Элнер? Ты обрадовалась, когда все закончилось?

– Даже не знаю. Я любила жизнь, несмотря на все ее маленькие неприятности.

– Тебе-то хорошо, ты не была замужем за придурком.

– Здравствуй, Тотт, – вклинился мужской голос.

– Джеймс? – удивилась Тотт. – Ты, что ли? Ты где?

– Через шесть рядов от тебя.

– Ах да, точно. Тебя же похоронили на участке Вутенов.

– Ну как дела? – робко спросил Джеймс.

– Все прекрасно, если не считать того, что я померла и меня закопали, – сказала Тотт и негромко добавила, обращаясь к Элнер: – Я совсем забыла, что он здесь. Слава богу, не рядом со мной. А то новая женушка всякий раз перешагивала бы через меня, навещая его. Нет уж, спасибочки.

Однако Джеймс ее услышал:

– Она сюда почти не заходит.

– Даже так? Этого стоило ожидать.

– Бросила меня.

– Да, люди говорили. – Тотт помолчала. – Ты разбил мне сердце, Джеймс.

– Прости. Все еще ненавидишь меня?

– Ненависти к тебе нет и в помине. Досада была, раздражение. Если б ты завязал с выпивкой раньше, мы бы ужились. Я нуждалась в тебе, и детям был нужен отец. Видит бог, из меня получилась плохая мать – с утра до ночи на работе. А что поделаешь? Кому-то надо было зарабатывать на жизнь. И вот из детей вышло черт-те что. Уж не знаю, через сколько поколений сгинет все, что мы напортачили. Дуэйн Младший без продыху женится на всякой дуре, возомнившей, что сумеет его спасти. Дарлин трижды выходила за никчемных мужиков, сейчас обрабатывает четвертого. Одна твоя внучка подсела на кокаин и дважды побывала в кутузке, другая в Канзасе танцует на шесте. Вся в татуировках и с кольцами в носу. Ужас в том, что она считает – это красиво. – Тотт вздохнула: – Не знаю, Джеймс, я старалась, но ничего не вышло. Я вот тут сказала Элнер: хорошо, что я умерла.