Джесси Бёртон - Муза

– А вы давно знакомы с Ридом? – спросила я.

– Очень давно. Он хороший человек, – добавила Квик, словно я с этим спорила.

Мы пили бренди, до нас доносились тихие звуки граммофона из другой комнаты. Квик закрыла глаза и была настолько неподвижна (при этом мы обе молчали), что я уже подумала: а не спит ли она? Сияние стоящей рядом с ней настольной лампы придавало ее лицу оранжевый оттенок. Однако Квик едва ли производила впечатление человека, который может пригласить гостя, а потом заснуть прямо в разгар беседы. Все-таки ей было за пятьдесят, а не за девяносто, но мне нравилось смотреть, как она отдыхает, и не хотелось ее беспокоить. Было, конечно, любопытно, почему она так мною интересуется: пристраивает мой рассказ в журнал, приглашает на ланч, задает дотошные вопросы о Лори и моем будущем.

Хотя октябрь стоял довольно теплый, электрокамин был включен, Квик даже накинула шаль. Я почувствовала, что перегрелась от бренди, подумала, что, наверное, мне стоило бы уйти, и уже готова была встать со стула, когда Квик произнесла, по-прежнему сидя с закрытыми глазами:

– А вы когда-нибудь говорили с Лори Скоттом о его матери?

Я сразу же села обратно.

– О его матери?

Тут ее глаза резко открылись, и я заметила в них сосредоточенность льва перед прыжком.

– Да. О его матери.

Я вспомнила о самоубийстве и поняла, что, должно быть, оно случилось в одной из тех комнат, по которым я проходила. И тут же поняла, что мне очень не хватает Лори. Мне хотелось начать все сначала – поход в кино, прогулка в парке, – но я даже не могла себе представить, какими силами можно все это вернуть. Так или иначе, просто нельзя было бросать его на произвол судьбы, так же как я бросила Синт.

– Он вообще о ней не говорил, – солгала я.

– Значит, он о ней очень много думал. Я могла бы поставить на это деньги, если бы, конечно, играла на тотализаторе. Горе – это бомба замедленного действия. Если ее не обезвредить, она когда-нибудь взорвется.

– А вы?

Квик осушила бокал бренди.

– Все вещи на свете понемногу разрушаются. С ними что-то происходит, а вы не замечаете. А потом вдруг видите: боже милосердный, у меня ноги переломаны, хотя я даже с места не сходил. И на протяжении всего этого времени движение было направлено в вашу сторону, Оделль, – все это спланировано в сердцах незнакомцев, а может, все устроил Бог, которого вы никогда не увидите. А в один прекрасный день летит камень – и, случайно или по заранее намеченному плану, этот камень попадает в окно автомобиля одного могущественного идиота, жаждущего мести или желающего произвести впечатление на свою любовницу, и бац! – вот уже пехотинцы стучатся в дверь. А на следующий день горит ваша деревня, и из-за глупости, из-за секса вас вместо постели ждет гроб.

Я даже не знала, что на это ответить. Секс, смерть, гробы – интересно, сколько бокалов бренди она выпила? И я не могла взять в толк, как это связано с Лори. Я уставилась на каминную решетку.

Квик нагнулась вперед, и подлокотники ее кресла скрипнули.

– Оделль, вы мне доверяете?

– А почему вы спрашиваете?

Она снова откинулась назад, явно впадая в отчаяние.

– Значит, не доверяете. Если бы доверяли, вы бы просто сказали «да».

– Но я осторожный человек. Вот и все.

– А я вам доверяю, видите. Я знаю: вы та, кому можно доверять.

Наверное, я должна была чувствовать благодарность, но вместо этого испытывала неловкость. От камина мне становилось все жарче и жарче, я устала, а Квик была в странном настроении.

Она вздохнула.

– Это моя вина. Ведь во время всех моих разговоров с вами я держалась еще осторожнее, чем вы.

С этим я не могла не согласиться, так что даже не пыталась ее разубедить.

– Я нездорова, – призналась Квик. – Я очень нездорова.

У нее рак, сказала она. Последняя стадия, рак поджелудочной железы с неизбежным исходом. Мне самой стало больно от этих слов, что, конечно, было проявлением эгоизма, хотя – как реакция – вполне предсказуемо. Я предположила, что этот ужасный факт побуждал Квик искать чьего-то общества; вероятно, это желание удивляло ее саму, и она становилась еще более резкой. Квик, которая столько лет провела наедине со своими секретами, больше не хотела быть одна. А что, если, отправив мой рассказ в журнал и тем самым заставив меня чувствовать, что я у нее в долгу, она осуществила некий барочный план, призванный удовлетворить ее жажду общества? Когда жизнь кончается, такие решения не кажутся слишком уж назойливыми или драматичными, и вы охотно соглашаетесь. Поэтому-то Квик и атаковала Эдмунда, не опасаясь ответного удара: она знала, что вскоре ее и так ждет удар, причем смертельный.