Анна Зегерс - Восстание рыбаков в Санкт-Барбаре. Транзит. Через океан

Под вечер трое рыбаков отправились на Рыночную площадь. У самого выхода на площадь их задержали солдаты. Рыбаки сопротивлялись; одного так избили, что сделали калекой на всю жизнь. Двое других стали громко звать товарищей. Те повскакали с кроватей. Их жены и дети прислушивались, затаившись в своих темных домах. Вскоре мужчины вернулись избитые, валясь с ног от усталости. Днем, когда их не было дома, наверх поднялся десяток солдат. Солдаты обыскали их дома. Хотя обыскать такое насиженное, выскобленное добела гнездо, можно было скорее, чем обшарить карманы, они со злобным упорством перерыли все, что ни попало под руку. А потом долго стояли на дороге, болтая и смеясь.

Море так взмыло, будто засвистало наверх свои самые нетронутые, отборные волны с глубочайшего дна. Солнце, игравшее на камнях, излучало свой особый солнечный запах, его можно почувствовать только в это время года. Овцы, не щадя сил, старались дотянуться до пучков травы, пробивавшихся по углам оконных рам и из-под низеньких крыш.

Андреас, знавший наперечет каждый утес, без труда нашел ущелье, недосягаемое для самых высоких прибоев, во время же отливов оно находилось на уровне выше человеческого роста. Он быстро привык к новому положению. Уже на следующее утро нашел он в условном тайнике приготовленную для него еду. Настроение у него стало улучшаться. На третий день он встретился с Мари. Она подтвердила то, на что Андреас и сам уже начинал надеяться. Никто его не разыскивает, нужно только как можно дольше переждать. Он спросил, что сказал по поводу происшедшего Гулль. Мари не знала. Они даже поспали вместе. А потом Мари окольной дорогой пошла домой, чтобы избежать вопросов насчет своего изодранного мокрого платья.

После смерти Кеденнека Гулль только изредка ночевал внизу, а все больше у Дезака и у соседей или под открытым небом. Было уже время обеда, когда к нему постучала Мари.

— Сматывайся отсюда, и как можно скорее. Дезака отвели к старому Кеделю, лавку всю перерыли. Вот-вот они вернутся.

— Куда же я теперь денусь! — рассмеялся Гулль. — Я могу с таким же успехом остаться здесь.

— Ах, чего там! Убирайся, да поживей!

Гулль, в чем был, вышел из дому. За последнее время его ни на минуту не оставлял страх. Нельзя сказать, чтобы он усилился в это мгновение, Гулль даже казался себе спокойным и безучастным. Он долго месил ногами дюны и где-то наудачу спустился по рифам на пляж. Он очутился в незнакомой ему бухточке. На песке лежала лодка, а рядом на камнях растянулись мальчуганы из ближайшего поселка и шарили в водорослях. Гулль наблюдал. Как вдруг он услышал позади голоса и тогда понял, что мальчуганы не имеют никакого отношения к лодке, в ней приплыли двое одетых по-городскому молодых людей, прогуливающихся по берегу. Гулль с ними заговорил, и некоторое время они беседовали о том о сем. Выяснилось, что молодые люди состоят в комиссии, прибывшей в Роак, чтобы внести некоторые усовершенствования в работу маяка. Они катались на лодке для собственного удовольствия, а теперь собираются на остров Маргариты, чтобы еще сегодня сесть на пароход, который зайдет за ними в Роак. Гулль попросил их подвезти его. Втроем стащили они лодку с пляжа и взялись за весла. На остров поспели в самое время. Пароход принял на борт пять-шесть пассажиров, в том числе и Гулля. Гулль на время забыл о своем страхе, но сейчас, на пароходе, страх к нему вернулся. Среди всех этих людей — рабочих, скупщиков, рыбаков — немало, конечно, таких, кто знает его в лицо. Он, не оглядываясь, пересек палубу — никто его не окликнул — и тут же на трапе наткнулся на человека в желтой полотняной блузе, который, увидев его, отпрянул. Гулль прошел мимо и спустился в каюту. Здесь сидели несколько женщин, нагруженных сумками, должно быть, из Санкт-Барбары. Гулль сел лицом к стене. Зря он спустился вниз. Если тот парень в желтой блузе пожалует сюда, все пути отрезаны. Он закрыл лицо руками. Как знать, а вдруг все же удастся проскочить. В душе его затеплилась слабая надежда, что следующий месяц он встретит на других берегах. Возможно, впереди тяжелая работа и свирепый зной. Но море — оно рядом и гостеприимно ждет, оно отвезет его куда ни пожелай; и каждый день будет дарить ему все новых товарищей, и еду, и питье, и кого-нибудь для любви.

Кто-то похлопал его по плечу — тот самый человечек в блузе. Он заговорил первым. Гулль испугался и весь съежился. Но тот уже сообразил, что с кем-то его спутал. Да и Гулль разобрался, что малыш этот вовсе ему не знаком. Они обменялись несколькими словами, и Гулль поднялся наверх. Он свесился через поручни, остров был уже в виду, а также островерхая, как сахарная голова, башня на молу. Внезапная радость охватила Гулля. Это была та радость, что с первой же вспышки заливает тебя жаром до кончиков пальцев. Он обернулся. Санкт-Барбара была всего лишь коричневой полоской на горизонте. Он как-то даже не заметил и только сейчас спохватился, что летний этот полдень чистейшей синевы, что солнце пахнет морем, а море солнцем — Санкт-Барбара была всего лишь коричневой полоской, как и все берега, какие он когда-либо покидал. А затем воздух сомкнулся, полоска стала черточкой, а там и вовсе исчезла из виду. Зато рукой подать была башня на берегу, и наступил момент, когда все начало быстро придвигаться, когда земля стала притягивать пароход. Они вошли в гавань и поодиночке спустились по трапу вниз. Внезапно радость ушла из сердца Гулля, оставив в нем одно разочарование.