Энн Тайлер - Морган ускользает

Эмили ощутила рядом чье-то присутствие, знакомое, и, оглянувшись, увидела нагонявшего ее скорым шагом Моргана Гауэра. Он приподнял ободранную зеленую армейскую каску и улыбнулся.

– Морган, – сказала она. – Вы что это вышли в такую рань?

– Проснулся в пять и не смог заснуть, – ответил он. – Слишком все перебаламутилось в моем доме.

В доме Моргана всегда было все перебаламучено. Эмили ни разу там не была, но представляла себе этот дом как понемногу разбухающий ящик, в котором вечно что-то бурлит, – кровлю того и гляди снесет, да и сам он вот-вот треснет по швам.

– Что на этот раз? – спросила она.

– Бриндл. Моя сестра. Вернулся ее возлюбленный.

Эмили не знала, что у его сестры имелся возлюбленный. Она ладонью прикрыла глаза от солнца и крикнула:

– Дети! Подождите меня! – А потом спросила: – Гипс с ноги Кэйт еще не сняли?

– С чьей? А, да. Да, это все уже… но, видите ли, вчера около семи вечера, под самый конец ужина, в дверь позвонили, и Бонни сказала: «Бриндл, сходи посмотри, кто там, ладно?» – потому что Бриндл сидела ближе всех к двери, ну, Бриндл встала и…

Они подошли к перекрестку. Эмили протянула руки, дети окружили ее, Моргану пришлось отступить на шаг. Перейдя улицу, Эмили оглянулась – Морган извлекал свою каску из сточной канавы. Он печально протер ее рукавом и вернул на голову. Каска хорошо сочеталась с его пятнистой камуфляжной курткой и мятыми, оливково-желтыми «джунглевыми» штанами. «Он всегда одевается так, словно готовится к катастрофе, которая почти наверняка не случится», – подумала Эмили.

– Это официально одобренные, с гарантией защищающие от змей ботинки, – сообщил он, подойдя и приподняв напоказ зеленую ногу. – Я их в «Саннис Сюрплюс» купил.

– Очень хорошие, – сказала она. – Дети! Помедленнее, пожалуйста.

– Откуда у вас взялись две эти девочки? – спросил Морган. – По-моему, я их раньше не видел.

– Мы подменяем друг друга с их матерью. Сегодня она поведет Гину домой, у меня спектакль.

– Все так неупорядоченно, – пожаловался Морган. – Я прихожу к вам за тишиной и покоем и не нахожу никакого порядка. Та же Гина – она даже не поздоровалась со мной.

– Еще поздоровается, вы же знаете, она вас любит. Просто сейчас она с подругами.

– Мне больше нравится, когда вас двое и Гина идет между вами, одна. А где Леон? Почему его нет?

– Спит. Он вчера припозднился, пытался получить роль в пьесе.

– И тут беспорядок, – мрачно заявил Морган.

Он остановился, осмотрел свою куртку. Залез во внутренний карман и вытащил пачку сигарет.

– Итак, Бриндл идет к двери, – вернулся он к своему рассказу, – и ничего. Тишина. Ну, мы подумали, может быть, она убрела куда-нибудь, забыла, куда шла. Сбилась с пути, так сказать. Вы же знаете Бриндл. Вернее, знаете, какая она: вечно в халате, вечно в хандре. Спросишь у нее: «Как прошел день?» – а она отвечает: «День?» Притворяется, будто дня и не заметила. «Иди узнай, что с ней, – говорит мне Бонни. – Это же твоя сестра, посмотри, чем она там занимается». Ну-с, я встаю из-за стола, отправляюсь на поиски, и вот она, в прихожей, – целуется с совершенно незнакомым мне мужчиной. Этакий долгий, крепкий, самозабвенный поцелуй, как в кино. И что мне делать, я не понимаю. Прервать их – вроде бы грубость получится, а если я повернусь и уйду, они непременно услышат скрип половиц, поэтому я просто стоял на месте, прочищая ниткой зубы, а эта парочка продолжала лобзаться. Крепкий мужичок с прилизанными волосами и Бриндл в своем халате. Наконец я спрашиваю: «Вам здесь что-нибудь нужно?» Тут они отлипли друг от друга и Бриндл сказала: «Это Роберт Робертс, любовь моего детства. Ты не узнаешь его?»

– Дети! – позвала Эмили. Они дошли до нового перекрестка. Эмили побежала вперед, чтобы взять их за руки. Морган последовал за ней, бормоча что-то.

– Я всю жизнь его знал, конечно (вот на что смахивало его бормотание), еще когда он под стол пешком ходил, заскакивал к нам, чтобы поиграть с Бриндл на улице в бейсбол. Называл ее идиоткой, тупицей и дурой – добродушно, как это водится у влюбленных детей…

Показалась школа, мрачное здание, окруженное потрескавшейся бетонной площадкой, где кишели плоховато одетые дети. Эмили наклонилась, чтобы поцеловать на прощанье Гину.

– Приятного дня, лапа, – сказала она.

А Морган добавил:

– А как же старик Морган? Дядю Моргана никто целовать не будет?