Нелли Карпухина-Лабузная - Исповедь живодера и другие истории адвокатского бытия

Та посмотрела. И заявление подала.

И дали срок мужику, «хулиганку» пришили, дескать, с особым цинизмом действовал бригадир. Процесс был открытым, тогда так любили. Народ собрался со всех смен. Сидели на стульях, сидели на окнах, сидели прям на полу. Мастерица плакала и даже рыдала. Ей сочувствовал прокурор. И больше никто. Даже судья и народные заседатели, мужички истинно из народа. Наверное, потому и дали ему срок минимальный.

Ну, а жена подсудимого бригадира? Кричала, что будет ждать, что вместе срок отсидят. И ждала. И парней поднимала.

Помните, я говорила, что истории подлинные? Так вот, лет этак через много, к нам в Крым приехала работать судьей та самая, что приговор выносила. Меня, она, конечно, не помнила. А чего ей помнить юристочку, которая что-то там лепетала в ответ на мучения прокурора. А прокурор изгалялся по полной: чего, дескать, завод иск гражданский к хулигану не подаёт? Не дорабатываете, товарищ юрист, зарплату зря получаете. За меня заступилась всё та же судья. Сказала, подавать иск или нет, решает директор. Так при чём здесь юрист, человек подневольный? Прокурор и отстал. От меня. Но не от директора. А директор хороший был человек. Он как тогда решил: чего иск подавать? Платить всё равно будет жёнушка-нефертити. Получается, от двоих пацанов кусок отрывать? Негоже так, не по совести. Вот по совести директор и поступил. Мало того, что иск не стал подавать. Так ещё вызвал меня и начальника сметно-договорного. Ну, того отдела, который зарплату считает, нормы труда выдаёт. И урезал с нашей подачи премию той мастерице. А за что? Я уже и не помню. Но строго так по закону. Для того и юрист на заводе, чтобы по закону всем поступать. Так он ответил на вопли той мастерицы.

Мастерица от директора примчалась ко мне. Миловидная тётка, тогда мне старухой она показалась. А было ей лет тридцать пять. А мне едва двадцать стукнуло. Я училась тогда то ли на третьем, то ли на четвёртом курсе. Тогда это было возможно, и даже приветствовалось: работать и одновременно учиться. Так вот. Тётка орёт, меня достаёт. Дескать, жалобу прокурору будет писать. Я ей тычу законом под нос. Потом со злости, каюсь, прибавила: «вы все личные вопросы имеете право решать только вне рабочего времени. Вам что, прогул записать»? Во как, сама от себя такого не ожидала. Тётка хлопнула дверью.

Возвращаюсь к судье. Та ситуацию, оказывается, крепко запомнила. Было ей жаль мужика, красивого, рослого и порядочного. А ещё она терпеть не могла того прокурора, который в суде выступал. Потому и меня от него защитила невольно. И срок дала минимальный тому бригадиру, и от дела ничего не поимела, хотя чуть не с детства бриллианты любила.

Вот такая вышла любовь.

Эти истории случились почти одномоментно, оба героя примерно одного возраста. Обоим не более тридцати лет, оба женаты были первым браком. У обоих дети, у обоих жёны – стервы, оба не пропойцы и не наркоманы, а так, самые обыкновенные парни из самого обычного крымского пригородного села из самых обычных крестьянских семей.

И судьба наградила почти одинаково – тюрьмой да материнскими слезами. И звали их одинаково Анатолиями, по-обычному, звались Толики. Об одной истории расскажем сейчас. О другой поведаем чуть попозже.

Мать и отец пахали с утра до ночи, всё нажитое в дом несли. Отец слыл мастером по ремонту машин знатным, толковым. Мать, толстушка-веселушка, на нефтебазе крутилась. Так и дом выстроили, и сад близ дома вырос мощный, и сыновей подняли, двух молодцов. Оба красавцы, кровь с молоком, красоту от матери взяли. Особенно старший, Толик, отцу помощник, матери радельник. И в огороде работник, и в доме трудяга. И образование какое-никакое ему родители дали. Для села пригодится. И не баловень, и красавец, обид никогда девчонкам не приносил. Наоборот, стеснительный такой вырос. Мать нарадоваться не могла на сыночка.

Пришло время, пошёл, как все, в армию, оттуда отцы-командиры только благодарные письма родителям слали. Часть этих писем потом в суде обозревались как данные о личности подсудимого. В письмах писалось, что сын их удалец в боевой и политической подготовке, и даже чёрный пояс по каратэ заслужил. А, надо сказать, письма такие тогда просто так не писались.

Служил он в Таджикистане, где тихо-тихо, без всяких там объявлений, шла война «в защиту наших рубежей» против душманов. А на войне, пусть тихой, заслужить награду командира, когда человек в сути своей обнажается до души, совсем непросто. И видно всем, кто шкура, а кто за товарища и смерть примет.