Джо Хилл - Пожарный

…воспоминание о том, как держит и качает ее Кэрол в ночь, когда умерла мама. Кэрол качала ее и благоразумно не говорила ничего, не произносила слов фальшивого утешения. Кэрол тоже плакала; их слезы смешивались, и Харпер даже сейчас ощущала их вкус – стоя в склепе, она знала, что чувствовала Алли в ту ночь, когда сгорела Сара Стори. Ее чувства кружащимся листом неслись дальше, через другой порог, в…

…воспоминание о полете. Гейл Нейборс схватила ее за лодыжки, Джиллиан – за запястья, они раскачивали ее, как гамак, и швыряли в головокружительную тишину, и она падала беззвучно на койку, а из легких рвался смех, которого она не могла слышать. В жуткой тишине мира глухоты Ника, казалось, кричали цвета. Он обожал летать снова и снова, он обожал их веселье; и как он теперь скучает по ним и жалеет, что нельзя все вернуть. Но сознание Харпер неслось дальше – и рухнуло с самого высокого водопада, в горе такое глубокое, что и дна не разглядеть, и провалилось в…

…голову Джона и его мысли о Саре. Харпер ощутила, что держит Сару на коленях, и зарылась носом в ее волосы, вдыхая дразнящий аромат сахарного печенья. Она решала кроссворд, задумчиво грызя шариковую ручку; и какая же смелость, какая уверенность нужны, чтобы вписывать слова сразу ручкой! Квадратик солнечного света падал на изгиб худого загорелого плеча. Харпер никогда так ясно не ощущала свет и тишину – если не под грибами. С диким весельем она подумала о своем отце – блестящем, образованном, далеком, сердитом пьянице. «Я буду жить счастливо, – подумала Харпер с британским акцентом, – и значит, я уделаю тебя. Значит, я выиграю». Сара прижалась спиной к костлявой груди Харпер. «Семь букв – непреходящее счастье», – спрашивает она, и Харпер, заправив ей прядь волос за изящное розовое ушко, шепчет: «Сегодня». Жить в таком блаженстве и потерять его – это как незаживающий ожог. Думать о ней – все равно что заново прикладывать раскаленное клеймо.

И наконец, – ее собственный гладкий пруд боли, тоски по всему, что любила когда-то: пить кофе под стучащий по окнам холодный дождь, пылесосить в одном белье и подпевать Брюсу Спрингстину, рассеянно разглядывать корешки книг в книжном магазинчике с высоченными полками, грызть холодное яблоко перед домом и сгребать листья. А школьные коридоры, полные бормочущих-хохочущих-дерущихся учеников, а кока-кола в стеклянной бутылке… Сколько всего лучшего в жизни даже не замечаешь, пока оно с тобой.

Затихающий поток вертел и вертел ее листик, унося от воспоминаний, от боли – к надежному песчаному берегу. Магнитола щелкнула. Песня кончилась.

Она сидела на песке, прижавшись плечами к изрезанной каменной стене склепа. Пожарный сидел рядом. Так получилось, что они держались за руки. Он вынес радиоприемник наружу и настроил FM-диапазон. Хор тянул в унисон звенящий скорбный напев. Ночь сияла звездами.

Харпер была словно немного пьяная. Она расслабилась и решила, что можно положить голову Джону на плечо.

– А что Рене? – спросила она.

– Еще внутри. Говорит со своим мужчиной. Вспоминает, что больше всего любила в нем. И чем они занялись бы, если бы было больше времени.

– А дети?

– Пошли обратно в гараж. Я нашел пакет зефира. Кажется, они собрались его печь на огне.

– А думаете… это безопасно? Печь зефир на огне?

– Да нет, если учесть, что им довелось пережить, думаю, не стоит особо опасаться горячего зефира. Самое страшное, что может случиться, – обожгут нёбо.

– Я о том, что они могут увидеть в огне.

– А. – Пожарный вытянул губы трубочкой. – Не думаю, что она покажет себя. И, может, Саре будет приятно поглядеть на них. Мы не единственные, кто горюет об ушедшем. Мы не единственные, кого гложет печаль.

Харпер погладила большим пальцем его ладонь, легонько пожала.

– Я давненько так не балдел от Света… я ведь не входил в Свет полгода. – Пожарный выдохнул, как человек после обильной трапезы. – Мне не нужна была защита гармонии, с тех пор как я научился общаться со спорами напрямую. Я даже забыл, как это приятно. Даже если делишься болью, это добрая боль.

В самом ли деле они делились воспоминаниями и мыслями? Харпер не могла сказать точно. Дети в лагере Уиндем всегда считали споры чем-то вроде Сети, группового разума, носимого на коже, органического Интернета, к которому может подключиться любой зараженный. И они не сомневались, что Сеть может передавать мысли и чувства. Но ведь у человека, накачавшегося Светом, разыгрывается фантазия. Телепатия – это, конечно, звучит красиво, но Харпер считала, что простого воображения достаточно.