Петр Хотяновский: Грязная Сучка

За всей процедурой изъятия органов я наблюдал совершенно спокойно, но когда прозектор начал срезать со спины, груди и бедер тонкие полоски кожи, мне стало больно… Тонкая кожа рвалась в его руках. С кожей и у меня часто бывали проблемы. Чуть заденешь, сразу царапина, синяк. Ерунда, скажете вы, покойник не может чувствовать боль, и будете правы. Но душа-то не умирает вместе с нами. Она бессмертна. Следовательно, и боль ее, в каком бы мире душа не находилась, – бессмертна. Я бы даже сказал, что именно боль делает наши души бессмертными. И если чья-то душа не чувствует боли, то она вовсе и не душа, а просто часть тела, такая же бренная, как и все остальные.

Когда во мне не осталось ни одного живого, годного в дело органа, санитар с прозектором переложили все, что осталось от моего тела, в пластиковый мешок.

– Спасибо тебе, «неизвестный», что отдал страждущим свои здоровые органы, – пошутил санитар, задергивая змейку мешка.

Мне понравилась интонация, с которой он это сказал, – без злобы, без раздражения, как шекспировский могильщик – «Бедный Йорик»!

Вскоре появились и покупатели. Внимательно осмотрев каждый орган, они заглянули в мешок, удостоверились, что органы извлечены из этого достаточно молодого тела, и начался торг.

Если не знать, что речь шла о частях моего тела, можно было подумать, что торг происходит у лотка субпродуктов в мясных рядах на рынке. Обе стороны знали, что «товар» скоропортящийся, быстро теряющий цену, а потому торговались быстро и уступчиво. В прессе мне приходилось читать, что трансплантаты стоят больших денег, но здесь, в морге, работало правило «первой руки», и их сторговали по обидно низкой цене. Впрочем, прошло совсем немного времени, и части некогда моего тела «ушли с молотка» за совершенно безумные деньги. Я даже испытал некоторое чувство гордости: не зря прожита жизнь! Жаль, жена этого не узнает. Она часто кричала: «Чего стоят твои мозги, если они не способны заработать приличные деньги!». Да, за мозги мне платили совсем немного. Меньше, чем за бицепсы охранников, вообще лишенные извилин. Да что – я, в историю загляните. Мозги во все времена ценились не очень. Великий мозг почти всегда приносил великое страдание. От него не то что знатное, даже Божественное происхождение не уберегло…

В лаборатории, где сделали множество анализов, мои органы вызвали настоящий переполох. По мере появления результатов различных тестов выяснилось, что они обладают почти абсолютной совместимостью. Это было настолько невероятно, что, несмотря на неизбежную потерю драгоценного времени, все анализы перепроверили, и только после этого внесли во всемирную компьютерную базу данных реципиентов.

В считанные минуты предложения на приобретение трансплантатов по любой цене стали поступать из разных стран и даже с других континентов.

Парадокс! Молодой, образованный, абсолютно здоровый мужчина, с интеллектом выше среднего, без вредных привычек, почти никому не нужный при жизни, сейчас, разобранный на части, стал нужен тысячам мужчин и женщин по всему миру! Простите, пожалуйста, но, при всем желании меня не хватит на всех.

Знаменитая немецкая клиника, не ожидая согласия, сразу послала за моими семенниками специально оборудованный самолет. Оказалось, что они абсолютно совместимы с организмом вождя африканского племени Лемба, который лежит в их клинике. Вождь того самого племени, гены которого, по утверждению ученых, напрямую связаны с генами Евы, Праматери всего человечества! Но самое фантастическое – во всемирной базе данных тысяч больных, ожидающих трансплантации, не нашлось ни одного случая несовместимости с моими органами!

Впрочем, вру. Один случай все же был. Несовместимым с моими органами оказался я сам. К счастью, отторжение внутри меня происходило постепенно, и я успел пожить. Генетика тут ни при чем. Сам во всем виноват. Жил фантазиями, а надо было, хоть иногда, жить простыми человеческими страстями и уступать плоти. Я же чувствовал, слышал ее просьбы, а иногда и бунт, особенно в предутренние часы, когда идиотские принципы терзали каждую клетку моих страждущих органов. Лицемер! Я отказывал им в праве на свои радости: на блуд, чревоугодие, пьянство, на сауны, на звенящий от мороза воздух зимних Альп и аромат мангровых зарослей. Я не понимал, что жизнь плоти короткая, а у плотских удовольствий – еще короче. Так в чем их вина? Праматерь, и та искусилась!

Простите, пожалуйста, дорогие мои органы, я не держу на вас зла. Вы поступили верно, что кинули меня на парковой скамейке в тени платанов. Я не умел вами пользоваться. Не замечал, не ценил вас. Лишь приблизительно знал, где вы находитесь. Но сейчас я за вас спокоен. На вас такой спрос. Вам подберут тела, совместимые не только с генами, но и со страстями. Вы проживете с новыми хозяевами долгую и счастливую жизнь. Только не думайте, что я навсегда уйду из вас. Нет, я останусь, и буду жить в вас так, как этого будет желать плоть ваших новых хозяев. Я уже знаком с ними, и они мне понравились.