Александр Злищев - Стихоритмия

— Здорово горожане — сказала, щурясь от солнца, баба Нюра.

— Здорово! — ответили счастливые, отдохнувшие семьянины.

— А чегой-то вы от сель идёте? Вас чи довёз кто?

— Довезли, довезли — стала хвалиться Валька — вот только не совсем до хаты, но и на том спасибо!

Бабка покивала головой, но не стала спрашивать кто и почему. А та, недолго думая, сама стала рассказывать:

— Нас те самые перекупщики довезли! Мы с Витькой на вокзал приехали, а они там стоят, как нас ждали. Стали спрашивать как мы там, всё ли хорошо. Я потом за молоком отошла, в городе забыла купить, ну они с Витькой там трещали. Опосля предложили довезти. Ну а нам что, отказываться что ли?

— Конечно. Молодцы! — ответила баба Нюра.

С тех пор, как Витька из города вернулся, то больно замкнутый стал. Инструменты забросил, телевизор перестал смотреть по вечерам у Колпачихи, сам себе на уме какой-то. Чаще стали его с дедом Иваном видать. Крутится вокруг него, о чём-то разговаривают. Валька за мужа прям переживать стала. По вечерам молчит, с женой огрызается, и постоянно о чём-то думает.

В войну, Витька ещё пацаном был. Его отец тогда на сторону немцев перешёл, когда те хутор захватили. Что тут говорить, и так понятно как к ним немцы относились, и как свои. Когда хуторяне от голода пухли, Витька румяный был, и из хаты старался не выходить — пацаны могли серьёзно покалечить. После войны, отца Витькиного без суда и следствия расстреляли, семью трогать не стали, что тогда понимал он в свои семь, или восемь лет? Об этом никто не любит вспоминать, да и понятно почему. Чего уж старое ворошить? А как подрос Витька, то стал работать в колхозе с утра до ночи. Соседям по хозяйству помогал, да и плотником он, как говорится, от Бога был, да и никому в деле не отказывал. В хуторе все поговаривали, мол, Витька тем самым грехи отца замаливает. Вскоре женился на Вальке, и стали жить они как все, как обычная хуторянская семья.

С утра в хуторе тишину нарушил какой-то стук. Как оказалось, у деда Ивана во дворе. Бубнят мужики, смеются, а чего делают — не понять. Одни головы видать из-за забора и только. Бабе Нюре неймётся. Ходила она, гадала, и всё же разобрал её интерес, и решила она заглянуть.

— Чегой-то вы тут делаете, соседи? Доброе утречко всем!

— Да вот, тёть Нюр, конуру значит, строим! — ответил Витька, показывая молотком на домик из новеньких досок.

— Конуру? Эт что ж, для Чайки что ли?

— Для Чайки — ответил довольный дед Иван.

Чайка рядом крутится, хвостом машет, словно понимает чего. Язык высунула и то и дело облизывается.

— Конура ладная у вас получается! Хоть сам в ней живи! — сказала баба Нюра, прислонив ладонь к щеке.

— Фирма веников не вяжет, тёть Нюр! — ответил Витька.

— Ну, Бог вам в помощь!

Долго они, до самого обеда ещё стучали молотком, да что-то обсуждали. В итоге не конура прям, а дворец получился. Дед довольный до самого вечера ходил, даже телевизор пошёл со всеми смотреть. А когда расходились от Кулачихи, то даже шутил слегка. Таким деда Ивана давно уже никто не видел.

Через день, другой пришёл дед Иван к Нюрке. Бледный весь, лица на нём нет и глаза печальные. Бабка сразу поняла, что горе какое случилось. Смотрит на него и говорит:

— Ты что это Иван?

Дед смотрит на неё и молчит, а в руках рубашку держит.

— Нюрка, погладь рубаху мне.

— Ты чи в город собрался?

— Собрался. А рубаха вон, не глажена.

— А зачем тебе в город-то?

— Да собачка моя совсем заболела. Не ест ничего, не пьёт. Сидит в углу и скулит — сказал дед и чуть слезой не подавился.

— От горе — ответила Нюрка и закачала головой.

— Ну так погладишь рубаху?

— Поглажу Иван, поглажу. А что ты в городе хочешь? Аль с собой Чайку возьмёшь?

— Да куда мне с ней? Она ведь даже не ходит, а на руках я её не унесу. Думаю ветеринара сюда привезти.

— Ой, горе какое, Иван! Ой, горе… — сказала Нюрка, и побежала утюг греть.

Дед сел на крыльце, глаза в землю опустил, гладит руки и плачет как ребёнок. Бабка рубашку гладит, и сама слёз сдержать не может. Да только не собаку ей жалко, а деда. Какой ветеринар в хутор поедет? Да и собака дворовая. Была б породистая какая, а то обычная псина.

— Держи дед рубашку-то.

— Спасибо Нюрка.

— Езжай с Богом — ответила бабка и что-то еле слышно прошептала деду в след.

Уехал дед рано утром и нет его ни в обед, ни после. Нюрка вся прям исходилась. Пошла к нему в хату, а там и нет никого кроме Чайки. Подошла она к собаке, а та на неё внимания не обращает. Лежит в фуфайке дедовой, и ухом не ведёт. Потрогала рукой собаку, а та уже и не дышит. Издохла бедная. Лежит калачиком, как холодно ей было, и мордочку под лапы спрятала.