Министр предвидел отставку, но представлял ее на манер прощания старого служаки с добрым начальником. Он поцелует царскую руку, а государь поблагодарит его за службу, обнимет, и оба прослезятся. Но у императора Николая был свой стиль увольнения. Приняв с докладом военного министра, он никакого намека на отставку не сделал. Простился самым сердечным образом.
«Неужели?..» — мелькнуло у Сухомлинова.
Но через два дня письмо из Ставки:
«Владимир Александрович. После долгого размышления я пришел к заключению, что интересы России и армии требуют вашего ухода…»
Как ни подготовлял себя министр к этому часу, силы покинули его. Ни ласковый тон послания, ни сочувственные письма друзей не смягчили горечи. Освобождение роскошной казенной квартиры и поселение в Коломне на Большой Морской были, как сошествие в царство теней, особенно, когда вспомнил гоголевское описание Коломны. Сюда не заходит будущее, здесь все тишина и отставка. Сюда переезжают на житье отставные чиновники, вдовы, выслужившиеся кухарки.
Но по возвращении царя из Ставки опальный министр вызван был в Царское Село. И там он поцеловал царскую руку, а государь обнял его и сказал:
— С вами, Владимир Александрович, я не прощаюсь, а говорю до свидания.
В Ставку уже мчался Поливанов в специальном поезде, состоявшем из вагона 1-го класса и служебного вагона.
Император ждал в своем зеленом кабинете, подал руку и сказал:
— Военный министр уходит, и я решил, посоветовавшись с великим князем, назначить вас на его место.
Генерал поклонился, поблагодарил за доверие, особенно потому, что в 1912 году он, как ему казалось, лишен был этого доверия.
— Мне тогда не нравилась ваша близость с Гучковым.
Поливанов объяснил, что не мог не иметь деловых сношений с Гучковым как с председателем Государственной Думы и Комиссии Государственной обороны, но это не означает его подчинения взглядам Гучкова. Дума по докладам Поливанова отпускала всегда кредиты на надобности военного министерства. Тем не менее как тогда, так и теперь он, генерал, не смотрит на себя, как на человека исключительного опыта, и полагает, что среди старших генералов армии найдутся более достойные, чтобы занять столь важный пост.
— Мы с великим князем обсудили этот вопрос и ни на ком, кроме вас, не остановились.
И вдруг, как пасхальный благовест. По высочайшему повелению Распутин выслан спешно в село Покровское.
Заблестело имя генерала Джунковского, товарища министра внутренних дел. Пользуясь правом всеподданнейшего доклада по делам полиции, он изложил царю порочную биографию старца и особенно хорошо расписал случай в «Яре».
Император внимательно слушал, предлагал вопросы и, отпуская генерала, сказал, что впервые слышит всю правду. Просил и впредь так же откровенно докладывать…
За удаление Распутина, конечно, спасибо, говорили Орлов и Нилов, но сам он едва ли не более вредная личность, чем Распутин. Он провалил Малиновского, члена социал-демократической фракции в Думе, тайного агента секретной полиции, следившей через него за опасной революционной группой большевиков. Он упразднил секретную агентуру в армии, развязав революционерам руки для подрывной работы среди солдат, он упразднил слежку за террористами за границей.
— Он обезоружил нас! — кричал пылкий Орлов. — Как можно было держать такого человека на самом важном посту?
Оба были довольны, когда месяца через полтора, вернувшись в Петроград, Джунковский был спешно приглашен в Министерство внутренних дел, к князю Щербатову, и тот прочел ему только что полученное от государя предписание: «Уволить немедленно от всех занимаемых должностей».
Девятнадцатое июля. Безрадостная годовщина войны. Россия состарилась за год, как за столетие.
Собралась опять Государственная Дума. Снова поднялся на трибуну седой Горемыкин и опять призвал соединиться в общем усилии — изгнать врага из отечественных пределов. Родзянко снова, как год тому назад, заклинал биться до последнего солдата.
— Никогда не быть ничьей рабой великой матушке России!
В уголке дипломатической ложи, наклонившись к Бьюкенену, Палеолог допрашивал: что тот мог бы отметить за год войны, как самое необыкновенное?
— Скажу откровенно: популярность великого князя. На чем она взошла? Ведь сплошные поражения и неудачи. За один только месяц, с марта по апрель, на Юго-Западном фронте погибли триста тысяч солдат. Всякого другого давно бы отставили, а он велик и славен по-прежнему. Этого я не могу понять.
Читать дальше