Виктория Токарева - Дома стоят дольше, чем люди (сборник)

Кремлев канул в Лету, а Фроська осталась. Ей под семьдесят, но все почему-то зовут ее Фроська. Поговаривают, что она работала у Кремлева домработницей, а потом плавно перетекла в статус жены.

Она решила выучить английский язык, но запомнила только два слова: «гуд-бай». Прощалась исключительно по-английски, отсюда пошло ее прозвище Фроська Гуд-бай.

Фроська следила за своей внешностью, делала подтяжки на лице. Предпочитала подтяжки частичные: убирала морщинки вокруг глаз, а те, что вокруг губ, оставались на месте. Это было довольно странное зрелище: верх лица как после ожога, кожа гладкая и неестественно тонкая, а рот собран в кисет.

Симпатичным оставался ее смех. Хохотала Фроська громко и с аппетитом. Смех – это серьезная характеристика, кто понимает. Смех может многое сказать о душе и даже об уме.

Фроська почитала своего Кремлева и очень хотела издать его собрание сочинений. Но никто не брал, ни одно издательство. И даже не читали.

Однажды Фроська пришла ко мне с объемной рукописью, попросила ознакомиться и, если можно, переписать заново. За это она предложила мне кусок земли. Бартер. Я – новую современную рукопись, она – землю. У Фроськи был самый большой участок в поселке.

Прежде чем что-то обещать, я решила прочитать рукопись. Выбрала время и углубилась в «труд усердный, безымянный».

Художественной ценности рукопись не имела. «Но знаешь ли, о, как велик труд, не познавший поощренья». Это слова Беллы Ахмадулиной.

Я сказала Фроське, что не могу переписать роман, поскольку я погружена в совершенно другую реальность и ничего не понимаю в тридцатых годах. Роман я тем не менее похвалила. У меня бы язык не повернулся критиковать покойного писателя, подвергать сомнению всю прошлую жизнь Ефросиньи Яковлевны. Она гордится своим прошлым, и пусть все так и останется. В конце концов, любят всяких, не только талантливых и успешных. Успешные очень часто – козлы, не только внешне, но и внутренне.

Роман я переписывать не стала. Кусок земли Фрося продала Фриде.

Фрида построила дом, и не один, а два. Один себе, другой Яше.

Забегая вперед, скажу: Фрида построила. Продала. И умерла.

Дом купил богатый человек. Кто именно, не знаю. И никто не знает. Из ворот время от времени выходит нянька и вывозит на коляске больную девочку. Богатые тоже плачут.

А дом, построенный Фридой, гордо возвышается за забором.

Дома стоят дольше, чем люди.

Я познакомилась с Эльдаром Рязановым в шестьдесят седьмом году. Его назначили моим художественным руководителем.

Дело было так: я написала свой первый в жизни рассказ «День без вранья». Его заметили. Мне заказали на «Мосфильме» сценарий, приставили молодого режиссера Андрея Ладынина. Андрей оказался сыном великого и всемогущего Ивана Пырьева.

Пырьев любил Андрея, испытывал угрызения совести, поскольку бросил его мать Марину Ладынину и жил с молодой.

Андрей после развода родителей остался с отцом. По-моему, он был несчастен. Главное его несчастье – разлад мечты с действительностью. Лермонтовский комплекс. Он вынужден был снимать кино, не являясь внутренне режиссером. У него была другая начинка. Сын не обязан продолжать династию родителей. В нем могут оказаться совсем другие гены. Я думаю, так себя чувствует гомосексуалист. Внешне он – парень и вынужден жить, как парень, а внутри – девушка, и должен это прятать.

Так и Андрей. Я не знаю, кем он был по призванию. Возможно, ученый, технарь, но только не режиссер.

Мы начали работать. Андрей сидел с оттянутым, как у отца, затылком и грыз спички, и ничего не мог предложить. Тоска.

Звезда Пырьева уже закатывалась. Его травили разные сволочи, которые когда-то его возносили. В кино много подлецов. Почему? Потому что никто добровольно не признает себя бездарью. Всегда кто-то в этом виноват. И они мстят за свою бездарность.

Пырьева втирали пяткой в землю, но он все еще оставался всесильным и распоряжался судьбами молодых. Он приторочил к нашему сценарию Эльдара Рязанова, назначил его художественным руководителем.

Эльдар не мог отказаться, поскольку был обязан Пырьеву своим восхождением.

Фильм «Карнавальная ночь» в постановке Рязанова во многом, а может, и полностью, идея Пырьева.

Сталин умер в пятьдесят третьем году. Кинематография не могла сразу перестроиться на «оттепель». Бурым потоком текла серая кинематографическая продукция, и вдруг в пятьдесят седьмом году выходит «Карнавальная ночь». Она просверкнула, как «солнца луч среди ненастья». Этот фильм вознес Рязанова на вершину славы. Успех был окончательный и бесповоротный.