Виктория Токарева - Дома стоят дольше, чем люди (сборник)

С Дженной все ясно, но Анна Андреевна… Как она могла исчезнуть молча, подло, не попрощавшись, не посмотрев ему в глаза? После всего, что было между ними…

А что было между ними? Ничего. И все. Анюта, Анна, Анна Андреевна – все эти женщины – юная, зрелая и старая – слились в одном флаконе.

Поэт написал: «Но кто же мне была она? Не то сестра, не то жена. А иногда, казалось, дочь, которой должен я помочь…»

Нечто похожее испытывал Сабир. Когда человек дорог, то он дорог целиком, со всем мусором, который в нем есть.

Как это называется? Дружба? Нет. Больше. Любовь без поступка любви.

Старуха была нужна Сабиру. Для чего? Для всего: чтобы на нее злиться, чтобы ее жалеть, варить ей супчик, мучить, грабить, сострадать. Просто видеть. Сидеть рядом.

А теперь ее нет. И как будто воронка в душе. Воронка от дерева, вырванного с корнем.

Слеза покатилась по щеке Сабира и затекла в ухо.

Сабир боялся пошевелиться, и в ухе образовалось маленькое озеро.

Самолет летел над облаками.

Анна Андреевна сидела возле круглого окошка и смотрела в космос.

Дженна не любила самолеты. Она боялась летать, хотя правильнее сказать: боялась падать.

Она всегда пыталась представить себе, что делается в салоне во время авиакатастрофы. Как это происходит? Взрыв… Самолет разламывается в воздухе, и люди высыпаются, как апельсины, и летят вниз… И что? Сразу замерзают? Сразу умирают? Ничего не успевают понять? Или все-таки успевают…

Анна Андреевна держала на коленях книгу, но не читала. Время от времени снимала пальцем слезу со щеки, при этом ее лицо ничего не выражало. Каменное лицо и медленно ползущая слеза.

– Перестань, – сказала Дженна. – Кто он тебе?

Анна Андреевна молчала, смотрела в иллюминатор. Под самолетом пенились облака.

– Кто он тебе? – повторила Дженна.

Анна Андреевна перевела глаза на Дженну и сказала:

– Друг.

– Дружба – это барабанная дробь. Главное – семья. Компрене?

Анна Андреевна не ответила. «Компрене» – французское слово. Значит, Дженна знала не только английский и русский, но и французский. Сейчас такое время. Весь мир говорит на многих языках.

Сабир работал с утра до вечера. Он стал понимать Алика, прежнего хозяина таксопарка.

Водители – все, как правило, приезжие из бывших союзных республик – народ ушлый и неуправляемый, внаглую шабашат на служебных машинах. У каждого имеются личные клиенты, которые вызывают водителей напрямую, минуя диспетчера.

Сабир постоянно проверяет каждого. Держит перед глазами мобильный телефон, звонит и спрашивает: «Ты гиде?»

Оказывается слово «где» – неудобное из-за двух согласных рядом. Легче произносить через гласную: «Ты гиде?»

Дженна, ты гиде? Гиде ты, счастье, свобода от денег, вечная весна?

Официальное название – ДСК «Советский писатель».

Дачно-строительный кооператив.

Землю дал Сталин, незадолго до своей смерти. Подкармливал идеологию. Каждый пайщик получил по полгектара земли, в отличие от шести соток для всех остальных простых граждан.

Звание писателя считалось почетным, приравнивалось к профессорскому званию. «Поэт в России больше чем поэт» – так было в Советском Союзе. А после перестройки, когда сменился строй и СССР превратился в СНГ, поэт перестал быть больше. Сегодня каждый кому не лень может объявить себя писателем. А почему бы и нет? Всеобщая грамотность с тридцать седьмого года.

В нашем поселке проживал цвет советской литературы: Александр Твардовский, Константин Симонов, Юрий Нагибин, Юрий Трифонов, поэт Павел Антокольский, режиссеры Эльдар Рязанов, Михаил Ромм, актер Зиновий Гердт, певица Людмила Зыкина.

Каждое имя – бриллиант.

Остальной цвет литературы благоухал в поселке Переделкино. Там осели: Борис Пастернак, Корней Чуковский, Булат Окуджава, Евгений Евтушенко – наши классики, наши гении. Сейчас все вымерли, сменилось поколение. Никто не задерживается на этом свете, кроме актера Зельдина. Но и Зельдин умер в конце концов.

Из писателей в нашем поселке практически никого не осталось, если не считать Генриха Боровика, который ходит по аллее с двумя палками. И меня, которая ходит с одной палкой, а также Владимира Войновича, который редко выходит из дома.

В поселке живут наследники прежних хозяев, дети и внуки. Появились богатые новые русские. Они снесли старые дома и построили себе новые.

Прежние дома были маленькие, милые, их строили пленные немцы. Сегодняшние дома – современные, большие, очень большие и огромные, с огромным вкусом. Буквально Голливуд.