Александра Николаенко: Убить Бобрыкина: История одного убийства

Упала ложка со стола, и это значит — Таня уже сейчас придет. Он, вытирая руки о пижаму, побежал к двери, но дверь входная выше стала, так, что было невозможно заглянуть в глазок, а открывать, не посмотрев, нельзя, а то зарежут. И Шишин в спальную пошел, за табуретом. Там, на диване сидел отец, второго ранга капитан, и новости смотрел про ЦРУ, угрозу атомного взрыва, холодную войну и Белый дом.

— А ну-ка, брат, пойди сюда! — сказал отец, и Шишин подошел, робея, так далеко и незнакомо, странами морскими пахло от отца.

— Вот, Саша, ножик перочинный, раскладной, из дальних стран привез, дарю! Но спрячь от мамы, ладно? Чтоб не заругала нас с тобой.

— Ага…

— Храни на памяти обо мне, и помни, Саша! Ты тоже вырастешь и капитаном станешь, откроешь Северную землю, и назовешь ее в честь Тани! — пообещал отец.

— Ага, — ответил Шишин, — Таней! А ты еще придешь?

— Не знаю, уезжаю за полярный круг, в Австралию, — сказал отец.

— А это долго? — поинтересовался Шишин.

— Долго, брат, — вздохнул отец. — Но ты запомни, Саня, что я тобой горжусь. Расти хорошим, честным человеком, мать береги и бабушку, теперь ты за меня! — и сразу же исчез, как будто шапку невидимку вместо козырька надел.

Забыв, что нужно посмотреть в глазок, пришла ли Таня, китель Шишин на коленях гладил, жалко было, что ушел отец.

Но снова зазвонили в дверь, и он опять бежал встречать, и, выходя из шкафа, дарили торты и велосипеды гости, коробки с разноцветными карандашами, солдатиков, машину БМВ модель, медведя, гимнастерку, лыжи и коньки.

— Входите! Здрасьте, дядя Толя, Тетя Клава! Тетя Аня, Тетя Галя! Тетя Таня, а Вы мне шоколадку принесли?

— Конечно, Сашенька, какой уже большой! Герой! Держи!

— А можно, мама, сам схожу за Таней?

— Сходи конечно, милый, ну, беги, беги!

И Шишин вышел в коридор, чтоб позвонить за Таню.

«ДзыыыыыыыыыыыыыыыыыыыыыНЬ!» И забежал открыть.

Она вошла. В нарядном платье розовом с бантами и с книгой Диккенса в руке.

— «GREFT EXPECTATIONS» в оригинале! — сказала Таня — Про любовь! Читай!

Но Шишин не любил читать, еще и на английском. «Ты лучше расскажи», — сказал, и Таня рассказала Шишину про Пипа, Мисс Хэвишем, и дочь ее приемную Эстеллу, и как мисс Хэвишем сидела в черной комнате своей, с завешанными зеркалами, в истлевшем подвенечном платье, и говорила дочери Эстелле, чтоб разбивала всем сердца без жалости и без конца…:

— Ну, что же, все за стол? — сказала бабушка Тамара.

— Нет, без отца не сядем, подождем еще, — сказала мать,

— А это долго? — поинтересовался Шишин.

— Долго, Саша, — пообещала мать.

И стали ждать, и ждали, ждали, ждали, так долго ждали, он чуть не заснул.

— Вот, неразменный рубль, Саша, — сказала бабушка Тамара. — Ты положи его в копилку, накопишь много денег, вырастешь большим и будешь, как твой папа, капитан второго ранга Николай Петрович Шишин. Он погиб в бою за родину свою.

— Погиб? — вдруг удивилась мать, как будто раньше этого не знала, и в своем Ампире упала на пол, и кричать, кричать…

— Давай от них в Австралию уедем? — предложила Таня.

— Когда?

— Сейчас!

— Давай, — ответил он.

Лежала кошка в нижнем третьем справа, битком набита денежьем. Надолго хватит. Надолго. На всю жизнь.

Накинув на пижаму белый китель, в портфеле школьном он проверил сахар, соль и спички, компас, перочинный нож, что подарил отец, надел собачью шапку, невидимку шапку положил в карман и вышел, по черной лестнице спустился на пролет и позвонил.

— А, это ты, привет! — сказала Таня.

Он оглянулся с беспокойством, чтоб проверить, он это или нет. Бывало так, что Таня открывала не ему, другие люди тоже приходили к Тане. «Другие люди, люди в синем, а не я». На лестничной площадке пусто было. «Другие опоздали, я успел…»

— Ты собираешься уже?

— Ага, почти что все.

— Тогда идем?

— Куда?

— В Австралию, куда?

— В Австралию? Ага… — зевнула Таня. — Ты заходи попозже, я дособерусь…

— Когда попозже?

— Через полчаса…

«А через полчаса чего? Через чего? — подумал. — Ведь полчаса откуда не возьмись не отсчитаешь? Да и докуда нужно знать, через чего? А он не знал, откуда и до куда. И стало страшно, что недосчитаться можно, выйти раньше, позже, или в середине, чем через полчаса, и вовсе прийти не через эти полчаса, а через те, которые не те.

— Бобрыкина не видел? — заглядывая Шишину через плечо, спросила Таня.

— Вчера убил его. И мать, — и рукавом стирая лоб, как будто слово думал, которое забыл, которое „Дегтярное“, — и улыбнулся, зная, что дегтярного не надо… „Никому, — подумал. — Никому“