Уолли Лэмб - Она доведена до отчаяния

Я подошла к ее тумбочке и взяла фотографию Данте.

– Какой красивый, – сказала я. – Если можно, скажи, как у вас вышло в итоге?

Киппи наконец взглянула на меня.

– Помнишь, ты писала, что он настаивает на близости? – продолжила я. – Мне просто хотелось узнать… Хотя это не мое дело.

Она подошла, выхватила у меня фотографию и грохнула изображением вниз на тумбочку.

– Я тебе ничего не писала! – заявила она. – Понятно?

В коридоре две девицы радостно заорали, встретившись после каникул.

– Тебе я ни слова не писала. Я писала кому-то другому, той, которой ты притворялась. Дошло?

Трясущейся рукой я прикурила «салемку». Газ от фисташек будоражил кишки.

– Ну, а что я могу сделать, если у меня проблема с щитовидной железой? – спросила я. – Я такая родилась. Давай, пристрели меня за это.

На этот раз Киппи первая отвела взгляд.

На пикнике я накладывала себе по ложечке разных салатов – маленькие островки на белой равнине тяжелой фаянсовой тарелки. Это был аванс с моей стороны, чтобы задобрить Киппи: я похудею и стану нормальной ради нее. Но Киппи не обращала на меня внимания. Они с Бэмби старательно от меня дистанцировались. Я шла за ними от общежития до самой очереди к барбекю.

Жаровня состояла из разрезанной пополам бочки из-под бензина с натянутой поперек проволокой. Обмазанные соусом куски курятины шипели между девочками из Хутена и парнями с кулинарного факультета. Жаривший мясо белозубый красавец – хоть сейчас в мыльную оперу, в поникшем поварском колпаке и красной бандане на шее – улыбался нам из-за густой вуали синеватого дыма.

– Этот кусочек тебя хочет, – сказал он Киппи, протыкая и сталкивая с вилки на ее тарелку истекающую жиром куриную грудку. Если верить бейджу, звали его Эрик.

– Вы откуда, девчонки? – спросил он. Пухлая куриная ножка зависла над тарелкой Бэмби.

– Эдисон, Нью-Джерси.

– Стаутон, Массачусетс.

Эрик облизнул жирный палец.

– Да-а? Это где?

– Возле Бостона, – пояснила Бэмби.

– Бостон? Я слышал, там всем заправляет кучка старых пердунов, которые ничего не разрешают.

Киппи так захохотала, будто ее щекотали.

– Не все, – возразила Бэмби.

– А ты что, проверяла? – сострил Эрик, и они втроем рассмеялись. Эрик повернулся ко мне: – Тебе чего? – деловито спросил он, кивнув на куски жаркого. Я не могла решиться. Киппи с Бэмби ушли, не оглядываясь. Я показала на самую страшную, самую сморщенную ножку.

Когда я обернулась, ища глазами Киппи и Бэмби, они сидели на краю лужайки на каменной скамье. Обе нагнулись над тарелками, поставленными на колени, и над чем-то хохотали. Надо мной. Я не знала, куда еще идти.

Я стояла, ожидая, чтобы они подвинулись, но они не шевельнулись. Больше сесть было некуда, кроме как на землю. Я присела, насколько смогла, а дальше попросту шмякнулась на мягкое место. Я не хотела хрюкнуть – это вышло нечаянно. Куриная ножка скатилась с тарелки в траву. Я чувствовала – они перестали жевать и смотрели. Было слышно, как они прислушиваются к моему одышливому сопенью.

Разговор с парней перешел на волосы. Я могла рассказать о мятном шампуне Руфи и что Руфь сочла мои волосы прекрасными. Почему мой жир не оттолкнул Ларри и Руфь?

После десерта парни с кулинарного факультета стащили свои не нюхавшие крахмала поварские колпаки и расстегнули белые пиджаки. Двое плевали друг в друга арбузными семечками, поглядывая, кто из девочек смотрит. Через лужайку летала тарелка фрисби.

Некоторые из девушек Хутен-холла, поддавшись уговорам, забрались парням на плечи, и начался «конный реслинг». Девицы, неуверенно смеясь, хватали друг друга за руки и вяло толкались. Парни, стоя внизу, налетали друг на дружку с боˊльшим азартом.

– Давай, Нью-Джерси! – крикнул кто-то. Тот самый парень с барбекю, Эрик, кажется. Он опустился в траву на колени. На меня повеяло жареным мясом. Киппи хихикала и отказывалась, но все-таки села ему на плечи. Они поднялись, покачиваясь, и галопом понеслись к остальным.

– Я долго выбирал между тобой и толстухой, – донеслось до меня. Киппи взвизгнула от смеха.

Интересный из них получился кентавр – полуговнюк, полусучка. Дотти бы всласть нахохоталась. На работу ей только через два дня. Я могла заставить ее возненавидеть Киппи; я точно знала, что нужно сказать. Рошель говорила гадости о Дотти только потому, что она толстая. Им нужен повод, чтобы ее травить. Тот глупый поцелуй вообще ни о чем, это ничего не значит.

Обхватив Эрика за шею, Киппи дралась с оказавшейся напротив девицей, можно сказать, всерьез: таскала ее за волосы и врезала в ухо. Под ней Эрик заухал в знак одобрения и подставил подножку какому-то парню, повалив соседний дуэт.