Уолли Лэмб - Она доведена до отчаяния

Когда отец Дуптульски закончил обряд, Пучеглазый выступил вперед и сказал:

– Мистер и миссис Дэвис хотели бы снова пригласить всех в дом миссис Холланд, двести шестьдесят два по Пирс-стрит, на легкий завтрак.

Все разошлись по машинам. Я постояла у могилы одна и отломила красную гвоздику из букета, закрывающего бабушкин гроб. Поцеловав цветок, положила его обратно. Лимузин мягко и медленно катил по кладбищенской траве. Я положила голову на плечо Данте.

Миссис Мамфи и еще три старушки поехали с нами на Пирс-стрит. Я усадила их в ряд на водяной кровати.

– Тельма никогда не говорила нам, что она хиппи, – засмеялась одна из гостий. – Упокой Бог ее душу.

Они бормотали между собой, пока мы с Данте разлепляли ломтики мясных нарезок и раскладывали на тарелку.

– Включи кофеварку и разложи квадратики с черникой вон на то блюдо, – прошептала я. – Все это должно уже быть готовым! Ненавижу, когда так происходит!

Мой план был держать Данте на кухне, если вдруг кто-нибудь из старух ударится в воспоминания и начнет раскрывать мои секреты.

– Не могу даже передать, каким глубоким было ощущение моей руки внутри серой шелковой перчатки, когда я нес гроб, – сказал Данте. Он снова закрыл глаза и перестал помогать. – Так, это надо записать немедленно, иначе я снова потеряю нить.

– Черта с два, – прошипела я. – Ты останешься здесь и будешь помогать!

Но он уже вышел в прихожую.

– Леди, прошу меня извинить, – услышала я его голос.

В большой пустой гостиной ставить тарелки с едой было некуда, разве что на пол. Старухи не возражали – они мели угощение, как акулы. Я не ошиблась – десерты им понравились больше всего. Нельзя же несколько лет пробивать людям продукты и ничего не узнать о человеческой натуре.

Я думала, они уйдут вскоре после еды, но все сидели на водяном матрасе и болтали о людях, которых я даже не знала. Пухлая маленькая Эдна потянулась мимо меня и взяла последний квадратик из песочного теста с черникой, которым я собиралась полакомиться, когда провожу старушек. Она въелась в него и спросила, есть ли у нас с Данте дети.

– Нет, – ответила я.

– Проблемы по женской части?

Кивнуть было легче всего.

– Это, скорее всего, из-за лишнего веса, который был у тебя несколько лет назад. У меня золовка была такая же крупная, грузная, широкая в кости. Так они с моим бедным братом старались и старались, да все зря. Ожирение с женским организмом шутки не шутит. – Эдна достала из сумочки фотографии внуков и сказала мне их имена и возраст. – Учатся в школе по программе для особо одаренных, – похвасталась она. – Старший уже арифметику за шестой класс проходит, при том что еще только в третьем.

– Симпатичные, – сказала я, – как два хорька.

– Что? – переспросила Эдна. Другие старушки замолчали, чтобы послушать разговор.

– Симпатичные, говорю. Кстати, у вас в зубах застряла голубика и крошки.

По их просьбе я подняла каждую гостью с кровати и подала пальто.

Стоя у раковины, я мыла посуду и плакала о том, какой обидчивой и недоброй я была со старушками. Надо было сделать картофельный салат. Почему Данте не остался внизу, он бы занял их разговором! Сидит в бабушкиной спальне больше часа… Я поднялась по лестнице, поколебалась и постучала.

– Не сейчас! – ответил он.

На крыльце раздался какой-то грохот. В дверь позвонили.

Ее лицо было коричневым и морщинистым, как грецкий орех, а черный парик не совсем подходил по размеру.

– Помнишь меня? – спросила она.

– Роберта! Боже мой!

– Я рассудила, что подожду и приду выразить почтение, когда старые сплетницы разбредутся, – сказала она. – Господи Иисусе, да тобой залюбоваться можно!

Я пошире распахнула дверь. Грохот производили алюминиевые ходунки. Роберта переставила их на ступеньку выше, на уровень коридора. Она была одета в спортивный костюм цвета лаванды и в красные парусиновые кеды.

Стуча ходунками, она прошла в гостиную, нацелилась задницей на бабушкино большое кресло и со вздохом облегчения упала в мякоть сиденья.

– Ну, как ты поживала все это время? – спросила она. – Где пепельница?

Ходунки стояли перед ней, как клетка. Дрожащей рукой она зажгла сигарету. Я предложила сделать ей сандвич.

– Давай, – согласилась Роберта. – Но с одним сыром. Я вегетарианка.

– Крысенок в банке говяжьего гуляша, да?

– Точно! – подтвердила Роберта. – Короче, мне очень жаль насчет Тельмы. Мы с ней никогда особо не общались, но про себя восхищались заскорузлостью друг друга.