Уолли Лэмб - Она доведена до отчаяния

– Без штанов-то? И давно вы здесь этим занимаетесь?

Данте прикрыл глаза:

– С кем ты разговариваешь?

– С кем?! – заорала я. – Вышвырни ее отсюда, на хрен!

Девчонка запрыгала к двери, на ходу натягивая джинсы.

Когда я услышала, как хлопнула дверь машины, то побежала за ними. Данте выезжал задом, отвернувшись от руля, а девчонка уставилась на меня большими глазами. Я швырнула в них полные горсти гравия с дорожки. Камушки с тихим щелчком отскочили от лобового стекла.

– Сукин сын! – кричала я. – Ах ты сукин сын!

Несколько дней, когда звонил телефон, я поднимала трубку и грохала ее обратно, не давая ему возможности и слова сказать.

Но Данте не унимался.

– Чего тебе надо? – заорала я наконец в трубку однажды ночью. – Говори быстро и отстань от меня!

– Нам надо поговорить.

– Пошел к черту! Я не буду с тобой говорить до конца жизни!

Я держала слово шесть дней, а затем отыскала Данте у его родителей в Нью-Джерси. Пришлось долго ждать, прежде чем он подошел к телефону.

– Да? – произнес он.

– Гм, это я, – сказала я. – Не мог бы ты вернуться? Ты мне нужен.

Минуту он не отвечал, затем произнес:

– Слушай, я серьезно все обдумал… Может, нам пока стоит…

– Мне только что позвонили – бабушка скончалась. Я не знаю, что делать.

Данте ехал всю ночь, возвращаясь ко мне. Я встретила его на подъездной аллее. Он стиснул меня в объятьях, отпустил и снова обнял.

Мы общались вежливо и формально, пока он пил кофе и собирал себе одежду для похорон на проволочную вешалку.

Мою сумку с вещами на сутки он донес до машины.

– Ты наверняка уставший, – сказала я. – Давай я сяду за руль.

Он тронул меня за плечо и открыл мне правую дверцу.

– Позволь о тебе позаботиться, детка. Я так хочу.

Всю дорогу с холма и до самого выезда из Вермонта он то и дело брал меня за руку. Его ладонь казалась тяжелой, от нее немело запястье. Я не нарочно разминала пальцы, но, видимо, разминала, потому что он перехватывал снова и снова.

Примерно через час пути он выключил радио.

– Скажи мне, о чем ты думаешь, – попросил он.

– Да так, ни о чем.

Я думала о том, что, может, и хорошо, что у нас нет Виты Мэри, что я не позволила ей стать человеком. Я бы ее подвела. Как подвела и мать, и бабушку, да и Данте, пусть и менее очевидным образом. До меня всегда все доходит задним числом, когда любимый человек уже мертв.

– Ни о чем?

– Вот думаю, какой паршивой внучкой я ей была.

– Почему?

– Я ее не навещала. Она была одинока.

Данте доказывал, что мое чувство вины алогично, устроив лекцию на несколько шлагбаумов. Лекция успокаивала куда хуже, чем Кейси Касем. Я спросила, нельзя ли снова включить радио.

– Я знаю, что тебе нужно, – сказал Данте.

Он отвернулся от дороги и начал рыться среди завалов на заднем сиденье. Без особого страха я смотрела, как наша машина вильнула к обочине, и ее понесло на выступ скалы, но обошлось. То, что нашарил Данте, упало мне на колени: толстая коричневая книга с жирным пятном на переплете.

– Дескартес?

– Декарт. Он француз, у них «с» в конце не читается. То, что он пишет, напрямую связано с твоими чувствами. Он нивелирует твою вину. Прочти.

– Я не хочу это читать.

С такой улыбкой он, наверное, объяснял что-то туповатым ученикам в школе.

– Потому что ты предпочитаешь бичевать себя?

– Потому что от чтения в машине меня мутит.

– Ты писала или звонила ей каждую неделю, Долорес. Я сто раз слышал, как ты предлагала ей сесть на автобус и приехать.

– Потому что я знала, что она не приедет, – возразила я. – Я знала, что она боится ехать одна после той поездки на свадьбу.

Я начала защищать бабушкин страх, но сбилась с мысли и перешла на того чернокожего в дашики с его религией прощения и как бабкина рука провалилась к нему в начес, и от этого в ее душе поселилось ощущение чуда.

Данте снова взял меня за руку:

– Кстати, о прощении, – сказал он. – Я не говорю, что я его заслуживаю, я только прошу о нем. Ты нужна мне, детка.

Его слова обожгли меня намного больше, чем успокоили. Я заставляла себя не поддаваться действию его вербальной «Нокземы» [27].

– Отчего так, Данте? – спросила я. – Вот сколько мы с тобой вместе живем, ты только и делаешь, что критикуешь и поправляешь меня. Я тебе персональная свалка или что? Я тебе для этого нужна?

Его улыбка осталась терпеливой.

– Я на прошлой неделе перечитывал «Уолдена» Торо. Поразительно, как Генри умеет напомнить нам, где возвышенное, а где…