Уолли Лэмб - Она доведена до отчаяния

Однажды днем я вернулась домой с работы, а он как раз вышел из душа. Я с изумлением смотрела на колыхавшиеся жирные складки, когда голый Данте прошелся по комнате.

– На что уставилась? – спросил он. Мой взгляд метался от заметного брюшка до целых валиков жира над задницей.

Я знала, до чего могут довести лишний вес и изоляция, как они превращают тебя в человека, которого ты сам же ненавидишь.

– Ни на что, – ответила я.

– Нет, ты на что-то пялилась. Говори.

– Мне кажется, ты немного раздобрел, вот и все.

Он не разговаривал со мной неделю.

«Дорогая бабушка!

Спасибо, что прислала мне поддерживающие чулки и деньги на рождественские подарки. Я планирую потратить их на длинный пуховик, который все сейчас носят – зимы здесь очень холодные. Чулки просто спасают: у одной моей коллеги такой сильный варикоз, что ей пришлось лечь на операцию. Из нее вытягивали вены – говорит, это очень больно. Может, когда-нибудь я найду работу, где смогу целыми днями сидеть за столом, сбросив туфли и задрав повыше ноги. Ох, вот бы так!

Две недели назад мы продали фургон и купили подержанную “Вегу” – сиденья изрезанные, но мотор хороший. За фургон мы выручили две тысячи сто. Дилер сказал, мы могли получить больше, если бы Данте не потерпел аварию: его подрезали справа, но по какой-то причине глупый полицейский вручил повестку Данте. Разницу в 1375 долларов я положила в банк. Она светло-зеленая – “Вега”, а не разница (шутка).

С гостями придется повременить до конца праздников, бабуля, потому что в ресторане заказан целый миллион вечеринок, а я не могу отказываться от подработок. Вполне возможно, что мы приедем в январе. При встрече давай с тобой поднимемся на чердак и посмотрим на ваши с мамой старые вещи? Я дам тебе померить мое новое макси-пальто! Я скучаю и люблю тебя, бабуля. Думаю о тебе каждый день.

С любовью,

Долорес».

Тысяча девятьсот восьмидесятый год мы встретили на барных стульях в гостиной Полы и Бумера. Вскоре после полуночи Данте, наклюкавшись «Харви Волбенгеров», заявил Поле, что она похожа на заевший автомобильный клаксон, а Пола парировала, что скорее согласится быть автомобильным клаксоном, чем насильником малолетних. Мы с Бумером взяли пальто.

Миссис Уинг и Чедли поняли, почему Данте проломил кулаком дыру в стене нашей спальни. По пути домой из больницы Данте всхлипывал и повторял: я – лучшее, что с ним случилось в жизни, и отныне он будет мне это каждый день доказывать. На следующий день я снимала украшения с маленькой искусственной елки, а Данте сидел за кухонным столом и коряво выводил планы на новый год левой рукой – правая была в гипсе. Выведенные строки катились по диагонали к нижнему углу листка:

«1. Начать мыслить позитивно.

2. Похудеть.

3. Писать минимум одно стихотворение в неделю.

4. Заняться спортом.

5. Доказать мою любовь Д.».

– Что скажешь? – спросил он меня.

– По-моему, ты запланировал слишком много. Почему бы тебе для начала не поработать над одним-двумя пунктами?

Его лицо стало жестким, когда он посмотрел на меня.

– Тебе обязательно всякий раз смешивать меня с дерьмом? – вспылил он.

– Данте, я…

Он скомкал листок и бросил мне в лицо.

– Это не я тебя уволила, – сказала я. – Прекрати.

Он поднял бумажный комок с пола и снова бросил мне в лицо.

– Еще раз попробуешь, и я…

– Что – ты? – Он легонько шлепнул меня по лицу.

Все-таки он такой же, как мой отец – делает то же, что папа делал с мамой. Я размахнулась и отвесила ему оплеуху изо всех сил.

– Заруби себе на носу, – прошипела я. – Я тебе не девчонка для битья. Никогда больше не пробуй, понял?

К весне энергия Данте неожиданно забурлила. Он решил вернуть к жизни свой сад на заднем дворе и вернуться к чтению классиков. Он все переставил в кухонных шкафчиках, натер полы воском и, от избытка сил, начал ежедневно бегать трусцой. Литературный журнал «Циркония» написал ему, что они берут к публикации один из его стихов, «Пробуждение». В ту ночь Данте потянулся ко мне в постели.

– Давай проверим, мы не забыли, что куда вставляется? – предложил он.

Он был добр и терпелив, как в первое наше лето, и я отодвинула гнев, обиду и недоверие, потому что он ублажил меня любовью. Худшее позади, думала я, если мы можем лежать рядом и снова все это чувствовать. Теплая нежность собралась вокруг его медленных пальцев, поцелуи потеряли свое ощущение, уступая дорогу другому, лучшему, и наконец я освободилась, кончив.