Андрей Кучаев - Посвящается Хлое

Замечу, что я горжусь ей и хочу походить на нее. От нее не осталось даже фотографий. Только неведомый счет. Гримасы рока: владелица счета в Швейцарии умерла от голода в глухом татарском селе. Бабка Оля терпеть не могла трех вещей: мыться, мужа — моего деда и мою мать, свою невестку. Это было, кажется, взаимно. Любила она своего сына — моего отца, французскую поэзию и музыку, к которой безуспешно пыталась приобщить сына. Не имея слуха, он играл только по нотам и в одном темпе. Не приведи Господь слушать такое исполнение!

Все это лирическое отступление понадобилось для того, чтобы читатель уловил, какие намеки посылала судьба автору этих строк, ухитрившемуся унаследовать бабкину манеру делать только ошибки, в том числе покидать близких и насиженные места, селиться по соседству со Швейцарией и ее банками, имея в кармане суммы, соизмеримые со стоимостью сигарет, да еще соединять свою судьбу, Бог знает с кем.

Надо добавить, что у меня отсутствует музыкальный слух, я пишу стихи и мучаюсь с языком, в моем случае немецким. Стихи я как-то послал Бродскому, с которым мельком познакомился на Ордынке, в доме друзей моей юности. Бродский ответил ледяным молчанием, из чего я заключил: или мои стихи несовершенны, как наверное, были несовершенны стихи Бабки Оли (она их писала по-французски), или несовершенна поэзия Бродского. Время нас рассудит. Пока побеждает Бродский.

Как известно, Сергей Довлатов старался писать так, чтобы в одной фразе не было слов, начинающихся с одинаковой буквы. Это он сделал своим авторским знаком. Мой знак — начинать как можно больше слов не только с одной и той же буквы, но и с созвучий, дающих сходные аллитерации. Мой авторский знак проступает явственно в следующей фразе: склонность к поэзии привела меня к Хлое, а отсутствие слуха — к охлажденности души, сродни холодности лилий .

Отсутствие денег обделило меня дружбой с хорошими людьми, так что Швейцария с ее банками родит холодность уже во мне.

И тем не менее в наших отношениях с Хлоей все отговорки, в том числе и «аллитерационные», перестали действовать: я должен был или обосновать свое отсутствие на берегах Женевского озера уже не литературно, а житейски убедительно, или пригрозить присутствием. А Хлоя уже сама бы решила, насколько это присутствие украсило бы это озеро. (Ура! Два «это»!)

Хлоя меня опередила. В письме она не очень замаскированно вопрошала, какие такие причины мешают мне выполнить угрозу? Я не знал сам, почему не еду, и стал думать. Наконец, я придумал кошку.

Если я что придумываю, то делаю это на совесть. Кошку мою будут звать Сара, решил я, а вы, дорогой читатель, сами найдите литературные ассоциации к этому имени у Уальдера. (У — у!) Она персидская, голубой масти. Глаза у нее малиновые с желтым, она привередлива в еде и очень нервна. «Она не перенесет дороги, — писал я в ответном письме Хлое, — а оставить ее здесь, среди чужих людей, мне не с кем».

Ответ Хлои был, против ожидания, весьма благосклонным и сочувственным даже: «Конечно, я прекрасно понимаю и тебя, и бедное животное, — писала женщина, — трудности пути на перекладных, духота в электричках, отсутствие удобств для животных в европейских поездах, да еще проблема со свежим питанием! (Я писал, что Сара ничего не ест, кроме свежей говяжьей печенки безо всякой селитры, которой склонны баловать местные мясники.) Но, может быть, — писала дальше Хлоя, — ты отдашь бедное животное в приют или гостиницу для животных за известную плату, — такие гостиницы существуют во многих европейских городах?! Подумай! Все-таки пора нам повидаться, я, например, с удовольствием посмотрела бы на тебя!»

Конечно, я хотел бы большего тепла в отношениях, чем просто «посмотрела бы на тебя», да и к Саре она могла бы отнестись с большим сочувствием: каково-то будет бедной кошечке в приюте? Но в ответном письме я скрыл свой ропот под личиной скорби по поводу несчастного положения кошек в моей Земле Северный Рейн-Вестфалия. Я писал: «Дорогая Хлоя! В нашей Земле приюты для кошек столь отвратительны, что в них могут выдерживать только бродячие и отвергнутые особи! В гостиницах же для кошек царит произвол! Бедных постояльцев кормят „Вискасом“, да и то не каждый день, чередуя его с кошачьими консервами, от которых Сара впадает в черную меланхолию, будучи сама по окрасу нежно-голубой. Согласись, я не могу обрекать ни в чем не повинное животное на такие испытания! Может быть, ты сама найдешь возможность приехать к нам с Сарой в гости? Кстати, отели для людей у нас отличаются от кошачьих в лучшую сторону».