Айрис Мердок - Время ангелов

— Деньги не имеют значения.

— Хорошо, подумай обо всем этом, Пэтти. Если мы действительно любим друг друга…

— Но ты не можешь любить меня.

— Пэтти, прекрати.

Он крепко прижал ее к себе, спрятав подбородок в жесткие черные волосы.

Пэтти снова оттолкнула его. Она надела перчатки и поправила шарф. Ее лицо слегка подрагивало, и зубы стучали. Она сказала:

— Ты… оставайся здесь, а я вернусь назад.

— Позволь мне пойти с тобой.

— Нет, ты останешься здесь. Я хочу, чтобы ты остался. Утаи это ради меня на время. Я сама найду дорогу.

— Но ты подумаешь над тем, что я сказал?

— Конечно подумаю. Спасибо тебе… Спасибо…

Она повернулась с каким-то особым неловким достоинством и по-кошачьи осторожной походкой стала медленно удаляться. Закрыв глаза, Юджин слушал звук ее удаляющихся шагов. Когда он снова посмотрел, ее уже не было видно.

Он моргнул, осмотрелся. Казалось, будто он только что вышел из маленькой комнаты, из замкнутого пространства, настолько происшедшая сцена отделила его от окружающего. Пристань по-прежнему была пустынной, и только их с Пэтти следы прочертили толстый слой снега на ней. Он смотрел на широкую реку, глубоко дыша, у него снова закружилась голова, как будто он танцевал на снегу, вальсируя так быстро и легко, что его ноги даже не сломали белой морозной корки.

Какое-то новое ощущение поселилось в его теле, новое или очень старое. Он почувствовал, как оно нахлынуло на него, и откинул голову, словно исступленный пловец, встречающий волну. Он узнал чувство, имя которому — счастье. Да, он женится на Пэтти, он снова будет жить в своем доме.

Вглядываясь в очертания на фоне неба, он видел позолоченные купола и шпили, сверкающие на солнце, бледное белесое золото, переходящее в огромные короны из снега. Окрашенные многоколонные фасады, синие и терракотовые, под переменчивым снежным узором протянулись вдоль бесконечных набережных, каждое окно со своим высоким снежным гребнем, каждая капитель прочерчена причудливыми белыми арабесками. Он смотрел на длинный невысокий город над огромной застывшей рекой. Для него светило солнце с неба цвета ляпис-лазури на мрачные стены крепости, на полосатые башенки Воскресения, на широкий позолоченный купол Святого Исаакия, на вставшего на дыбы бронзового Петра и на стройную, четкую стрелу шпиля Адмиралтейства.

«Если бы умирание, как бытие, подходящее к концу, было бы понятно в том значении смерти, которую мы обсуждали, тогда Дасейн вследствие этого можно было бы трактовать как нечто уже присутствующее или находящееся под рукой. Дасейн не завершается смертью, так же как и не исчезает полностью, не заканчивается и не предоставляется полностью в чье-то распоряжение. Напротив, так как Дасейна еще нет и это «еще нет» продолжается постоянно, пока он существует, и это у оке тоже его конец. Развязка, которую мы имеем в виду, когда говорим о смерти, не имеет значения для прихода к концу Дасейна, но бытие, направляющееся к концу, — его реальная сущность. Смерть — способ существовать, который Дасейн принимает на себя, как только возникает. Умирание, как бытие, направляющееся к концу, должно быть уяснено онтологически с точки зрения способа бытия Дасейна. И вероятно, возможность существующего бытия, этого «еще нет», которое предшествует концу, станет понятным, только если характер конца определен экзистенциально. Экзистенциальное выяснение понятия бытия, направляющегося к концу, также даст нам адекватный базис, чтобы определить значение нашей беседы о целостности Дасейна, если действительно в результате смерть послужит основанием этой целостности». [13] Цитата из книги Хайдеггера «Бытие и время».

Пэтти, прибиравшая комнату Карела, прочитала эти слова в книге, открытой на его столе. Вернее, они не были прочитаны, так как ничего не значили для нее. Эти слова звучали бессмысленно и зловеще, как отдаленный гул какой-то ужасной катастрофы. Может быть, таким выглядел мир, когда люди были интеллектуальными и достаточно умными, чтобы увидеть его во всей его реальности? Может, под внешней видимостью все было именно так?

Она отложила щетку и совок для мусора и подошла к окну. Под домом громыхал поезд. К ним она все еще не привыкла. Она подтянула свою твидовую юбку. Застежка сегодня утром сломалась, а английская булавка, которая поддерживала ее, расстегнулась. Было время после полудня, подернутое дымкой, красноватое солнце сияло между светлых полосок облаков. Вдали на снегу Пэтти увидела удаляющуюся фигуру миссис Барлоу, которую несколько минут назад она прогнала от дверей. Снежное поле строительной площадки окрасилось в сахарно-розовый цвет, и шпили городских строений вдали, сильно затененные с одной стороны и освещенные — с другой, вздымали к небу нагромождение кубов и конусов. Пэтти чихнула. Не заболевает ли она? Карел терпеть не мог, когда она простужалась. Возможно, это просто пыль.