Айрис Мердок - Время ангелов

Как бы то ни было, это произошло вчера, до великого явления солнца и снега. Теперь Юджин чувствовал себя обеспокоенным, взволнованным, но намного лучше, чем вчера. Он рассматривал себя в зеркальце для бритья, с тех пор как приехала Пэтти, он брился каждый день. Юджин пригладил круто изгибавшиеся усы, густые над губой и суживающиеся, как проволочка, на концах. Они были рыжевато-коричневыми, такими же были когда-то волосы. Теперь, присыпанные сединой, они все еще лежали волной вокруг небольшой лысины, достаточно густые, чтобы скрыть ее, если только ветер не дул в определенном направлении. Он рассматривал волосы спереди. Кажется, они становятся немного реже. Он с сожалением кашлянул, глядя на свое отражение в зеркале, и поспешил из своей комнаты в кухню.

— Пэтти, посмотрите. Не правда ли, замечательно?

— Замечательно! Все так изменилось.

— Давайте поскорей выйдем. Вы уже отнесли наверх его завтрак, не так ли?

По какой-то причине Юджин не мог произнести имени священника.

— Да. Не хотите ли яйцо?

— Нет, нет, не сейчас. Давайте выйдем. Возьмите пальто.

— Не знаю, следует ли мне…

— Пойдемте. Я покажу вам реку, покажу вам снег.

Через несколько минут они уже шли по снегу, и длинные тени протянулись за ними. Снег на строительной площадке был неутоптанным, подмороженным и ломким, так что их ботинки с хрустом разбивали корку. Низкое яркое солнце скользило наискось по снегу, отбрасывая небольшие голубые волнообразные тени и заставляя кристаллы снега сверкать так ярко, что Пэтти все время останавливалась, вскрикивала и не могла поверить, что это не драгоценности разбросаны под ногами. Воздух дрожал от яркого света, и тело Юджина ныло от воспоминаний.

На нем была старая полушинель, настолько тесная, что ему казалось, будто он облачен в гипсовую форму. На Пэтти было серое пальто, скорее всего из меха кролика, а вокруг головы повязан красный шерстяной шарф. Ее черные волосы, начавшие немного виться, как рюшем обрамляли ее круглое коричневое изумленное лицо. Она шла немного робко, словно опасаясь разбить твердую корку застывшего снега, которую теперь позолотило солнце, и она казалась запеченной. Пэтти часто оборачивалась, чтобы посмотреть на их следы. Снег ниже поверхности выглядел более голубым. Она смотрела на Юджина ошеломленно, с веселым удивлением. Юджин тоже смеялся. Пар от его дыхания, замерзая на усах, сделал их жесткими и приятно щекочущими. У него слегка кружилась голова от света и открывшейся огромности минувшего. Он положил руку на плечо Пэтти:

— Солнце вам к лицу. Забавно, но я продолжаю думать, что вы никогда прежде не видели снега.

— И мне кажется, что никогда не видела.

— Конечно, это не настоящий снег.

— Настоящий, — возразила Пэтти.

После минутного раздумья Юджин согласился:

— Да, вы правы.

Он чувствовал себя безумным и счастливым. Он держал руку на ее плече, направляя ее.

— Где река? Я все еще не видела ее.

— Я покажу вам. Я покажу вам реку. Я покажу вам море. Они вышли на улицу, где снег был немного притоптан и где волнистые белые борозды украсили тонким узором темно-красные кирпичные стены. Мимо прошло несколько человек, закутанных в пальто и шарфы, с напряженными, изумленно улыбающимися лицами. Юджин и Пэтти зашли за угол, миновали небольшой трактир и вышли на набережную, перед ними открылся изгиб огромной быстро бегущей реки, наполненной до краев. Стальная голубовато-серая поверхность ее была покрыта чешуйками золотистых крапинок, а позади высились очертания башен, куполов и шпилей, четких и ясных на фоне бледно-синего неба, напоминающего голубой камень, который до блеска отполировали.

— О! — воскликнула Пэтти.

Они немного постояли, глядя, как бежит вода. Пристань была полностью в их распоряжении.

— Какая быстрая.

— Да, течение сильное.

— И такая огромная.

— Потому что близко море.

— В какой стороне море?

— Там. Мы скоро туда поедем.

Юджин прислонился к гранитной стене причала. Снег, сухой и почти теплый, слегка припудрил рукава его пальто. Он снял перчатку и с удовольствием почувствовал укус воздуха на своей руке. Он сгреб немного снега и провел пальцами по твердому краю гранита. Сильный отраженный свет, ощущение плотного камня, быстрое движение широкой реки, сверкающая арка зданий у линии горизонта — все это ошеломило и привело его в состояние восторга. Он почувствовал себя центром какой-то чистой и прозрачной системы, бесконечно вращающейся, бесконечно неподвижной. В этой прозрачной вселенной не было места, где могла бы укрыться тьма. Он сказал: