Айрис Мердок: Время ангелов

— Пэтти.

— Да.

— Ты развела огонь в комнате Элизабет?

— Да.

— Так холодно.

— Что вы сказали?

— Холодно.

— Да.

Пэтти вытянула свои пухлые руки густого коричневого цвета, чуть более темного оттенка, чем cappuccino [1] Кофе с молоком (итал.). , и закоченевшими пальцами сгребла золу с узкой каминной решетки. Белый хлопчатобумажный халат, украшенный узором из красной земляники, с засученными по локоть рукавами, был надет поверх джемпера и юбки. Цветастый, не слишком чистый шарф из искусственного шелка покрывал сейчас ее черные как смоль волосы.

— Пэтти, звереныш.

— Да?

— Что за странный шум постоянно раздается?

— Это подземная железная дорога. Она проходит прямо под домом.

— Подземная железная дорога. Интересно, привыкнем ли мы к ней?

Пэтти комкает хрустящие страницы «Таймс» и сверху складывает крест-накрест щепки, а на самый верх кладет старые порыжевшие бесформенные угли.

— Позаботься об этом пауке, Пэтти. Спаси его, пожалуйста. Вот так. Можно я сам зажгу огонь?

Вспыхнула спичка, осветив на смятой последней странице фотографию каких-то чернокожих, пытающих других чернокожих. Бумага милосердно вспыхивает. Когда Пэтти, вздохнув, опускается на пятки, спустившаяся петля пробегает по ее чулку, как маленькая ящерица.

— И пожалуйста, не забудь мышеловки, Пэтти. Я уверен, что видел мышь в своей спальне.

— Да.

Щепки, потрескивая, оседали в преисподнюю пылающей бумаги. Пэтти берет горсть сверкающего угля из пыльного ведерка и бросает на решетку. Пламя согревает ее лицо.

— И еще, Пэтти.

— Да.

— Если позвонит мой брат Маркус, скажи ему, что меня нет. На все звонки отвечай, что меня нет.

— Да.

Спасенный паук перестал притворяться мертвым и бросился вниз по ведерку для угля.

— Как здесь ужасно темно. Кажется, будто туман проник в дом.

— Да, здесь темно.

— Я могу выпить молока, Пэттикинс?

— У нас нет молока. Я займу немного у привратника.

— Не беспокойся. Не изнуряй себя, пожалуйста, Пэтти, конфетка.

— Кто-то же должен заниматься хозяйством.

Черная сутана слегка задела ее туго обтянутое чулком согнутое колено, и холодный палец погладил выступающий позвонок склоненной шеи. Шаги удалились, и сутана зашуршала вверх по ступеням. Не поворачиваясь, Пэтти встала.

Огромный застекленный книжный шкаф, которому еще не нашли места в новом доме, стоял поперек холла, где Пэтти разводила огонь. На полу перед ним лежат книги, на которые она сейчас натыкается, двигаясь назад. Споткнувшись о «Sein und Zeit» [2] «Бытие и время» (нем.). , она теряет тапочку и с раздражением пинает «Sein und Zeit» замерзшей ногой в чулке. Вся обувь Пэтти таинственным образом становится слишком велика для нее вскоре после покупки. Сверху раздаются чуть слышные звуки музыки. «Лебединое озеро». И на секунду тело Пэтти становится легким как перышко. Пэтти видела балет, белые фигуры, плавно двигавшиеся, как ожившие цветы. «Но теперь я растолстела, — подумала она в следующее мгновение. — Теперь я толстуха».

Звонок у парадной двери прозвенел пугающим незнакомым звуком; Пэтти приоткрыла дверь. Она не открыла ее как следует, потому что снаружи еще холоднее, чем дома. В помещение хлынул туман, заставив Пэтти закашляться. В желтоватой дымке, которую следовало считать светом раннего полдня, она едва смогла различить стоящую на тротуаре даму средних лет, с яркими широко расставленными глазами. Пряди влажных волос свисали из-под ее элегантной меховой шляпки и прилипали к щекам. Пэтти с вожделением рассмотрела ее пальто из персидского ягненка. Ее замшевые сапожки оставляли четкие отпечатки на покрытом изморозью булыжнике, когда она от холода слегка переступала с ноги на ногу. Ее жеманный голос не оставил у Пэтти никаких сомнений — это враг.

— Я очень извиняюсь за беспокойство. Меня зовут миссис Барлоу. Я из пастората. Можно мне повидать нового священника?

— К сожалению, священник сейчас никого не принимает.

— Я бы задержала его всего на одну минуту. Видите ли, дело в том…

— Мне очень жаль, мы только что въехали, и нужно так много сделать. Не могли бы вы зайти попозже?

Пэтти закрыла дверь. В туманном интерьере холла передвигался или, скорее, даже скользил юноша необыкновенной красоты, лет двадцати. Цвет его коротко подстриженных волос, как Пэтти узнала из своих журналов, назывался светло-земляничным. Он с любопытством осмотрелся, стал разглядывать книги на полу, а затем, увидев Пэтти, крадучись вернулся под лестницу и направился к кухне. Пэтти, считавшая, что все молодые люди насмехаются над ней, неодобрительно отметила его остроносую обувь. Появился еще один враг.