Наталия Осс - Антиглянец

– Алена, он на нас наезжает. Бросим его здесь, грубияна! Все, Сашка, мы уехали!

– Алена, подожди, надо поговорить! Прямо сейчас! – он тронул меня за руку, легко, почти незаметно, но меня моментально парализовало. Этого я и боялась. Так происходило всегда. Я могла сделать что угодно, победить кого угодно, прийти сюда, подняться на сцену, сломать интригу Насте и Волковой, но я ничего не могла сделать с этой своей реакцией. Пока не могла.

– Нет, Канторович. Я девушку увожу. А тебе тут оставляю целое поле. Вон, Анастасия твоя спускается с небес на землю. Ты, кстати, когда женишься?

– Дима, я хотел бы с Аленой поговорить. Алена, это очень важно!

– Это как девушка решит, – Васильев смотрел на меня выжидательно. Если он сейчас уйдет, я погибла.

– Уже поздно. Мы торопимся, Александр Борисович. Извините, в другой раз. – Я взяла Васильева под руку и потащила к выходу.

Моя машина осталась у ресторана, доверенная охраннику за мзду в сто евро, полученную из кармана государственного чиновника. Когда Васильев распахнул передо мной дверь своего черного BMW X5, я заметила стайку наших девиц, провожавших гостей. Лия, Жанна, Вера и Лиза наблюдали за мной. И если у меня еще были сомнения – ехать или нет, то теперь обратного пути не было. Любви я искала и не нашла, так буду искать власти. И денег, само собой.

Старый дом, из которого выдрали древнюю начинку и взамен вставили еврокишки, находился в переулках в районе Брестской. Квартира на пятом этаже выглядела абсолютно холостяцкой. Никаких следов женского присутствия я не обнаружила. Караоке, камин, огромная ванная с джакузи, книги, журналы, гигантский экран телевизора.

– Что будешь пить?

– Пить не хочу. Хочу петь.

– Давай. У меня тут идеальная звукоизоляция.

Я нашла в меню караоке Вертинского. Вот. Как раз под настроение.

– Ну что ты тоску сейчас будешь разводить? Нам хорошо. Главное, не надо сейчас думать. Сейчас халат принесу. Устала, наверное, в платье? – он сделал попытку расстегнуть «молнию».

Но я вырвалась.

– Включи мне номер 115.

Я пела, Васильев не слушал. Гремел бокалами, наливал шампанское. Мне было все равно. Я пела для себя. «Желтый ангел» – он длинный. Долетит и до Васильева.

Чиновник мой успокоился. И уже внимал. Я смотрела на него, но его не видела. Думала про Сашу. Что он хотел мне сказать? Надо, наверное, было его выслушать. Васильев опустил голову.

Вы поете как звезда! Фанфары! Тушь!

– Еще что-нибудь поставить?

– Нет, хватит, – я поняла вдруг, как устала.

– Ты хорошая девчонка, Алена. Давай выпьем. Хочу сегодня напиться.

– Зачем? – Я села напротив него.

– Зачем люди пьют? Я пью, чтобы не думать.

– О чем? Тебя что-то мучает?

– Я сам себя мучаю. Никто человека не мучает больше, чем он сам. Вот ты любишь кого-нибудь?

Странный вопрос, учитывая время и место. Я поколебалась, думая, стоит ли отвечать. А что тут думать, с другой стороны – мне же все равно, что подумает он.

– Я – да. Люблю.

– Вот! Я об этом и говорю. Тогда какого черта ты едешь ночью к незнакомому мужику?! В кого это плевок – в себя или в него? Или в меня?!

Он вдруг разозлился.

– Не знаю. Может быть, я забыть хочу.

– Забыть?! Думаешь, поможет? Не надейся! И не надо, чтобы помогало. Лучше любить даже мудака, чем эта пустота. Ты знаешь, что такое пустота?

Я вспомнила Канторовича, его плач на Лазурном Берегу моря.

– Не знаю, наверное.

– И не дай бог тебе узнать! Говорят – чтоб тебе пусто было. Страшная вещь, никому так не говори. Вот мне пусто. Абсолютно.

– То есть скучно?

– Если бы скучно… Пусто – это значит мертвяк. Вообще. Мне даже трахаться неинтересно. Кончаю на бабу и думаю – зачем это делаю? Мне это надо разве? И почему с ней? Вот ты знаешь, зачем кончаешь?

Мне стало жутко. В этой пустой квартире, с пустым серым экраном телевизора. Его лицо казалось теперь желтоватым в ярком свете галогеновых ламп, беспощадных к возрасту. Печальный желтый демон.

Какой он жалкий и старый. Да, старый. И дело здесь не в возрасте. Мертвый – значит, старше меня на целую жизнь.

– Алена, иди ко мне. Иди сюда.

– Я пойду, Дима. Мне домой нужно.

– А я тебя не отпущу! – Он встал, сграбастал меня в медвежьих объятиях, навалился, прижимая к креслу.

– Отпустишь! – Я оттолкнула его, поднялась. Он остался сидеть на полу.