Жан Брюс: ОСС 117. Совершенно секретно

Ночь была невероятно черной. В белой пене, окружавшей широкие бока барки, отражались бортовые огни. Вокруг была чернильная стена, такая густая, что Кунг, выбиравший сеть, не мог смотреть на нее, не испытывая тревоги...

Такара, неподвижно стоявший у штурвала, который удерживал одной рукой, думал, что это идеальная ночь для того, что он собирался сделать. Он секунду послушал скрип лебедки, потом хлопки паруса, который трясся от порывов неровного ветра. Его левая рука наощупь нашла голову Ко – немецкой овчарки, свернувшейся клубком на куче канатов. Ко заворчал от удовольствия, а Такара спросил себя, что будет делать собака, когда наступит момент.

Ко принадлежал Такаре. Кунг тоже принадлежал Такаре, но пока не знал об этом.

Легкие волны, долгие и неглубокие, равномерно покачивали кораблик. Такара поднял глаза, безуспешно пытаясь всмотреться в небо. Ни одной звезды; только слой плотных облаков... Он глубоко вздохнул, наполняя свои большие легкие холодным соленым воздухом, вкус которого он так любил. Инстинкт моряка говорил ему, что дождя, несмотря на пасмурную погоду, не будет, а его инстинкт был надежнее всех официальных прогнозов метеорологов.

– Ху! – крикнул Кунг.

Под парусом появились серебряные блестки, и на палубу посыпалась рыба. Такара включил электрический фонарик и тихо покачал головой: улов не блестящий, но бывало и хуже.

Кунг, включив большую керосиновую лампу, закрепленную на мачте, открыл люк, через который рыбу надо было сбросить в трюм. Такара помог ему, потому что время шло и лучше было закончить работу до того момента.

Едва сеть была освобождена от последней рыбешки, Кунг молча приготовился забросить ее снова. Такара закрыл люк и решил, что пора.

Он встал сзади матроса, твердо стоявшего на сгибающихся и выпрямляющихся в такт движениям большой барки ногах, и стал ждать, пока Кунг распрямится.

Такаре не пришлось ждать долго. Заинтригованный необычной неподвижностью своего капитана, стоявшего позади него, Кунг выпрямился и хотел обернуться.

Обернуться ему не удалось. Мощные руки Такары сомкнулись на его шее, как тиски. Кунг даже не успел закричать. Он почувствовал и услышал, как у него в горле хрустят хрящи. "Такара сошел с ума", – подумал он. Потом приток крови к мозгу прекратился, он перестал думать, и судорожные движения его тела, которое Такара держал на весу, стали всего лишь бессознательными рефлексами животной самозащиты.

Не было никакого шума, но овчарка Ко почувствовала, что происходит. Она почуяла запах смерти и с глухим ворчанием слезла с кучи канатов. Пес в несколько прыжков оказался перед мачтой, возле странной группы, состоявшей из его хозяина и матроса, первый из которых убивал второго.

– Ху, Ко! – бросил Такара, немного запыхавшись.

Ко всеми зубами вцепился в резиновый сапог на ноге бедняги Кунга.

– Хаа... Ко!

Ко отпустил сапог и, ворча, отступил. Такара тяжело дошел до борта и сбросил в воду неподвижное тело своей жертвы. Раздался сухой "бух" щелкнувшего именно в этот момент паруса.

Такара недолго постоял, склонившись над волнами, потом выпрямился, потирая руки без каких бы то ни было эмоций. Кунг был его помощником в течение двух лет, но поскольку он оказался неразговорчивым, Такара ничего, или почти ничего, о нем не знал...

Собака заворчала и потерлась о ногу хозяина. Такара ласково поговорил с ней и приготовил себе кусок жевательного табака. Сунув его в рот, он нагнулся, чтобы пройти под низкой реей и вернуться к рулю. Далеко на западе темноту через равные промежутки времени разрывали вспышки света. "Маяк Вала в шесть часов, а Пилтуна в восемь", – напомнил себе Такара и резко повернул штурвал, чтобы выправить судно, отклонившееся от курса.

Капитан бросил последний взгляд на циферблат и скомандовал в микрофон:

– Стоп машина.

В следующие пять секунд шумы прекратились один за другим, и в подводной лодке установилась странная, тревожная тишина. "Мертвая тишина", – подумал капитан, которому стало не по себе.

Он вышел из рубки, прошел по коридору до своей каюты, постучал в дверь и вошел.