Аня и Марина сидели в кабинете Волковой. Когда я вошла, они замолчали.
Перед Аней уже стояла полная окурков пепельница.
– Аня, как вы съездили? Все в порядке?
– В порядке. Если так можно сказать.
Обычно бойкая и истерически активная Волкова была странно спокойна, даже заторможена.
– А как Аркадий Владимирович?
– Не будем эту тему сейчас обсуждать. – отвечала она медленно, и я никак не могла поймать ее взгляд, блуждающий в расфокусе.
– Я не хотела, извините. Я понимаю, это тяжело…
– Алена, у нас будет очень серьезный разговор. – Волкова закурила.
Начало не предвещало ничего хорошего. Я думала, Аня вернется с другим настроением. С Аркадием, наверное, все плохо. Бедняга. А Затуловская успела уже что-нибудь наплести, пожаловалась. На что пожаловалась и в чем конкретно я виновата, на этот раз было неинтересно.
– Вы допустили публикацию статьи, которую не имели права допускать. Задели интересы серьезных людей… Вы позволили журналу опуститься до уровня бульварной прессы. Вы оболгали людей… И не просто людей, а моих личных, ближайших друзей!
Волкова с ожесточением задавила сигарету в пепельнице.
– Я не очень понимаю, о чем сейчас речь. Кого мы оболгали?
Я была удивительно спокойна. Эмоций не осталось.
– Алена, хватит играть в слова! Давайте не тратить время, ни ваше, ни мое! Вы все прекрасно знаете – вы только что говорили с Александром… Я должна была оправдываться за вас перед ним! И Ведерникова мне уже звонила. Это очень некрасивая история, и журнал, конечно, будет вынужден принести извинения…
Боже мой, какой-то злой паук плел вокруг меня паутину, в которой был всегда один и тот же рисунок, простенький навязчивый узор – я, Ведерникова, Канторович. Я всегда виновата и мешаю влюбленным.
– Аня, я только не понимаю, почему я тут одна сижу. Давайте Лию позовем. Она оставалась и занималась этой статьей. Мне тоже интересно, откуда это взялось. Мы Настю вообще не хотели ставить в рейтинг. Помните, Марина Павловна?
– Какая у вас интересная позиция, Борисова. Вы всегда ищете виноватых! В прошлый раз Краснова была виновата. Теперь Островская. Вы за себя отвечайте! – прикрикнула на меня Затуловская.
– За себя и отвечаю. Я не подписывала эту полосу, это можно проверить, – сказала я и даже удивилась своей решительности. Мне надоело брать вину на себя. Пусть каждый отвечает за свое. Хватит носить чужое.
– Да, Марина, ты была права, – Волкова посмотрела на подружку. Та кивнула.
– Алена, мы приняли решение, – сказала Аня. – Вы уволены.
Я стояла посреди комнаты, глядя то на Волкову, то на Затуловскую.
– Уволена? За что?
– Вы не справились. Это было нашей ошибкой, к сожалению, ваше назначение. – Волкова снова закурила. – Но мы ее исправим.
В животе стало горячо. Жар бился, пульсировал внутри, рвался наружу кипящими яростными гейзерами. Но, по большому счету, мне было все равно. Хуже того, что случилось только что у лифта, уже ничего не могло быть.
– А как же журнал? – задала я дурацкий вопрос.
– За журнал не волнуйтесь. Теперь это не ваша забота, – Затуловская улыбнулась.
– Да, на это место моментально находятся люди. – Волкова потушила сигарету. Поелозила окурком в пепельнице, разбрызгивая сизые ошметки по столу.
Я проснулась. Я не пойду вот так, как овца на заклание!
– Знаете что? Это просто неслыханно! Как можно так решать, даже не выслушав человека?!
– Пишите заявление, – Затуловская подвинула мне бумагу.
– А если я не хочу уходить?!
– Ваше желание тут никого не волнует. Только в качестве заявления по собственному желанию, – Затуловская торжествовала.
Волкова молча наблюдала за этой сценой. Равнодушно.
– Я не буду подписывать! И не потому, что я держусь за место. А потому что это абсолютно несправедливо! Лия поставила статью, пока меня не было, и вы не могли об этом не знать, Марина Павловна. А теперь вы обвиняете меня!
Затуловская вскочила с кресла.
– Не хотите писать – сейчас охрану позовем! Вас выставят в секунду отсюда!
Все, дальше стало черно. После этой фразы любой разговор был бессмыслен.
– Марин, не надо, это перебор. – Аня ковыряла свежей сигаретой в горе окурков.
– Да, один раз я это уже слышала. До свидания. – Я вышла из комнаты.
Возле накрытого стола крутилась Вера.
– Ну что, начинаем? Уже три часа, все есть хотят. Марина с Аней придут к нам или нет?
– Не придут. И я ухожу. – Я смотрела на обветренные кусочки миланской моцареллы, сухие маслины на тарелке, печенье. На Островскую, которая сидела в своем углу и ожесточенно долбила по клавишам.
Читать дальше